Княгиня Ольга
Шрифт:
Но это лишь одна сторона дела. Было бы явным упрощением полагать, будто Ольгой на ее пути к христианству двигал один лишь политический расчет, пусть даже и сопряженный с высокими государственными интересами.
Пребывание в Константинополе, столице Ромейской державы и всего православного мира, не могло бесследно пройти для нее. Тем более что пребывание это затянулось, и у княгини оказалось довольно времени для того, чтобы не просто разузнать побольше о византийском православии, но и проникнуться его духом, «испытать добре веру святую», по выражению ее Проложного жития.
Этот город производил неизгладимое впечатление на приезжих из всех стран мира — будь то страны просвещенного запада, мусульманского востока или «варварского» севера. «Когда прибыл я туда и огляделся вокруг, помутился мой рассудок в изумлении от созерцания столь многочисленных чудес», — писал безымянный латинский паломник последней четверти XI века. До этого он побывал во многих других землях, «от пределов западных и до Иерусалима», но здесь, в Константинополе, увидел «то, чего не видывал: бесчисленные облицованные мрамором храмы, внутри золотом расписанные, а снаружи свинцом
Подобные чувства, несомненно, владели и русской княгиней полутора столетиями раньше. Но еще сильнее, чем внешнее великолепие и бросающаяся в глаза роскошь богатейшего из городов мира, приезжих поражала святость, буквально переполнявшая Царствующий город. «…И больше он всей славы мира, — продолжал тот же латинский паломник, — и еще больше прославляют его хранящиеся там драгоценнейшие тела святых, а более всего — святыни, связанные с Господом нашим Иисусом Христом, превосходящие, как полагают, находящиеся во всех других частях земли». И это было воистину так, ибо по числу святынь сравниться с Царьградом не мог ни один из городов, исключая разве что Иерусалим. Но Константинополь и был «вторым Иерусалимом», в который из первого, «ветхого», Иерусалима веками перетекали многочисленные христианские реликвии, а вместе с ними и право именоваться центром вселенной.
Главным храмом Империи была «небесам подобная» Святая София, которую — и мы знаем это точно — во время своего пребывания в Царьграде посетила княгиня Ольга. Созданная императором Юстинианом I еще в VI веке, «Великая церковь» не имела себе равных во всем христианском мире.
С самого начала она находилась под зримой и осязаемой для всех защитой Небесных сил. Здесь, слева от великого алтаря, имелось место «ангельской стражи», где Ангел Господень, по данному им обещанию, неотступно должен был пребывать до тех пор, пока стоит Святая София; здесь, рядом с «царским местом», имелось огороженное сверкающей медью пространство, на котором молилась сама Пресвятая Богородица за весь род христианский, — и это пространство, как и место «ангельской стражи», были ясно видны всем вступающим под своды храма [170] . Здесь Христос, изображенный на иконе, напрямую обращался к людям и проливал слезы за преступления, совершенные людьми. Но здесь же было отведено особое место и для самого императора и членов его семьи, и для вселенского патриарха, и для константинопольской знати, и для послов из других христианских стран, и для простолюдинов — Святая София представляла собой как бы уменьшенную копию всей православной Империи и даже всего мира, уместившихся в одном храме. Больше того, эта церковь являла образ христианского мира в его историческом развитии — от времен библейских патриархов и до настоящих дней, — ибо в ней хранились святыни и Ветхого, и Нового заветов. Современники насчитывали в Святой Софии 365 алтарей (приделов) — по числу дней года [171] . Получалось, что, не покидая церкви, можно было прожить весь церковный год, перемещаясь от одного алтаря к другому, — престольный праздник не прекращался здесь никогда!
170
Здесь и далее при описании святынь Константинополя использована прежде всего «Книга Паломник» Антония Новгородского, в которой с исключительной полнотой перечислены константинопольские святыни и храмы, где они хранились. Особую ценность этому перечню придает то, что он составлен всего за несколько лет до страшного разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 г., когда огромное число святынь было увезено в другие европейские страны или навсегда утеряно.
171
Об этом сообщает автор т. н. «Второй» редакции «Книги Паломник» Антония Новгородского, трудившийся в XIII в. (Книга Паломник. С. 1, прим. 1). Число это (несомненно, эпическое) восходит к отдельным редакциям «Сказания о создании Святой Софии», в которых говорится о том, что при императоре Юстиниане было построено в церкви 365 приделов, «еже на всяк день святым». Еврейский путешественник Вениамин Тудельский, посетивший Константинополь вXII в., также свидетельствует, что «алтарей в этом храме столько же, сколько дней в году» (Три еврейских путешественника. С. 87—88).
А другие прославленные храмы Константинополя! Наверняка Ольгу водили в знаменитую Фаросскую церковь Пресвятой Богородицы, входившую в комплекс Большого императорского дворца и находившуюся в самом его центре, по соседству с главным тронным залом, Хрисотриклином, и внутренними покоями императора, в которые княгиня была допущена. Именно здесь, в «малой» Фаросской церкви, были сосредоточены величайшие святыни христианства — Животворящий крест, перенесенный в Константинополь равноапостольной царицей Еленой, матерью императора Константина Великого, еще в IV веке, и орудия Страстей Господних — терновый венец, губка, гвозди от креста и кровь, истекшая из ребра Спасителя, багряница, копье, трость; пояс и сорочка, шейный плат, лентий — полотенце, которым Христос был препоясан; доски от Гроба Господня и печати, которыми он был запечатан. Как мы помним, многие из Страстей Господних, в «показание истинной веры», были предъявлены русским послам-язычникам в 912 году, и едва ли можно
А бесчисленные мощи святых, переполнявшие другие храмы Царствующего града! А скрижали Моисеева закона, на которых были записаны десять заповедей, данных Моисею Богом; или киот с манной небесной и жезл, которым пророк Моисей раздвинул воды Красного моря; или масличная ветвь, принесенная в Ноев ковчег выпущенным на волю голубем, и виноградная лоза, посаженая самим Ноем; или мраморная трапеза — стол, на котором праведный Авраам угощал трех явившихся к нему ангелов — прообраз Пресвятой Троицы; или мощи и одеяния святых апостолов, крест святого Константина Великого, с которым он выезжал на битву, и его же царский венец! Эти, а также многие другие святыни Царствующего града утверждали его первенство во всем мире, превосходство над остальными земными градами. Будучи язычницей, Ольга особенно остро, трепетно должна была ощущать глубинный сакральный смысл этого города, превращенного в священный реликварий, вместилище тысячелетней святости. Совершение обряда крещения в таких «декорациях», среди главных христианских святынь, можно сказать, в присутствии самого Христа, Божьей Матери, святых апостолов и библейских пророков, наполняло обряд совершенно особым сокровенным смыслом.
Известно, какое впечатление произвело богослужение в Константинопольской Софии на посланцев князя Владимира, внука Ольги, тридцатью годами позже. Тогда князь послал их «испытать» разные веры и поглядеть, как служат Богу разные народы. Когда «добрые и смысленные мужи», еще язычники, пришли в Царьград и когда их привели на праздничное богослужение в «Великую церковь», когда возожгли кадила и устроили пение и хоры и когда их поставили «на открытом месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние диаконов», посланцы Владимира пришли в великое изумление. Красота и торжественность церковной службы, великолепие убранства храма, благоухание, богатство святительских облачений потрясли и восхитили их. «Не знали — на небе или на земле мы, — так передавали они чувства, охватившие их, — ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех странах. Не можем забыть красоты той, ибо каждый, если вкусит сладости, не возьмет потом горького. Так и мы — не можем уже оставаться прежними» {216} .
Если уж Владимировых мужей настолько потрясло богослужение в Святой Софии, то что говорить об Ольге, самой природой предназначенной для восприятия всего нового и необыкновенного! Великолепие и есть величие, прекрасное не может не быть истинным — из этого очевидного постулата исходили люди Средневековья, и в их числе Ольга. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что увиденное произвело подлинный переворот в ее душе. «Бог, пребывающий с людьми», становился и ее Богом тоже. «На крыльях богоразумия» воспарила она «превыше видимой твари», то есть превыше «тварного», материального мира, — так говорят о выборе ею истинной веры слова древнего церковного песнопения, и нам остается только повторить их.
Хронология константинопольского визита Ольги остается далеко не проясненной, несмотря на две точные даты, названные Константином Багрянородным. Второй и последний ее прием у императора, по данным трактата «О церемониях», состоялся 18 октября, то есть спустя сорок дней после первого. Что и говорить, срок немалый. Как провела эти дни Ольга, греческий источник не сообщает. Но есть основания полагать, что именно в эти дни и произошло главное событие не только ее константинопольского визита, но и всей ее жизни.
Речь идет о принятии ею христианства.
Константин Багрянородный, как мы уже знаем, ничего не сообщает об этом, что и неудивительно: крещение русской княгини проходило, если так можно выразиться, не по дворцовому, а по патриаршему ведомству, вне церемониала приема иноземных послов. Зато подробный рассказ о крещении Ольги — хотя и в легендарной, сказочной форме — содержит летопись. Причем общая канва событий в летописи и в известии о приемах Ольги императором Константином в трактате «О церемониях» — при всей жанровой несхожести и даже противоположности двух источников — во многом совпадает. На этот чрезвычайный важный факт историки не всегда обращают должное внимание [172] . Между тем он имеет прямое отношение к вопросу о времени крещения Ольги.
172
Этот факт отметил, в частности, А.Н. Сахаров, однако обстоятельства собственно крещения Ольги не стали предметом его специальных разысканий (см.: Сахаров А.Н.Дипломатия княгини Ольги. С. 38—39; он же.Дипломатия Древней Руси…).