Князь Барбашев
Шрифт:
Верилось ему в неограниченную власть церкви над душами и судьбами людей, потому и защищал всячески он её независимость от власти великокняжеской. Это вот Иосиф утверждает, будто царь только естеством сходен со всеми людьми, властью же подобен Всевышнему. Будто сам бог посадил его вместо себя и передал ему власть над мирянами и духовными лицами, и никто не может перечить его суду. А, коль верить видению, таких вот, восхотевших власти церкви над царями, будет много, но кончат все они одинаково в опале. Так может сам господь противиться подобному? Не зря же его противники утверждали, что церковь в Ромейской империи завсегда под императором была, это латыняне, иного восхотев, раскол-то в единой до той поры церкви и учинили. Так может его грех в том, что и он в ересь латынскую, сам того не ведая, подался, а Иосиф-то как
Эх, Иосиф. Тогда, на соборе 1503 года, сникли они под давлением его воли и красноречия, уступили, а ведь видели же, что и вправду, проповедуя любовь к ближнему, монахи сами и сёла держат, и слуг имеют, и хлеб с деньгами в рост дают, а недоимщиков сами судят и кнутом бьют, словно каты заправские. Видели, но уступили. Вот господь и упреждает, что коли так и будет далее продолжаться, то лишиться церковь русская его благодати, что бы через тернии и кровь вновь возвернуться к свету истинны. Терпелив господь, но бойтесь гнева его.
На миг, всего на краткий миг восхотелось Вассиану, что бы этого разговора не было. Но порхнуло и прошло, ибо в правоту своего дела, завещанного ему Нилом Сорским, Вассиан верил истово. Андрей-же, вываливший всё на сухие от времени плечи старца, теперь лишь молча стоял перед ним, чувствуя как груз ответственности спадает с его души. Ну да, переложи участь принятия решения на другого, и жить легче станет. С другой стороны церковная кухня слишком своеобразна и окунаться в неё княжичу совсем не хотелось. Не его это, не его. А вот преподобный Вассиан - совсем другое дело. Он и так делал всё в нужном Андрею русле, и ему оставалось только донести до того, что иосифляне оказались более гибкими в борьбе. Потому и напирал на то, что в борьбе церкви против государства у последней шансов на победу не было, а то свои заскоки ведь и у нестяжателей были. А описав последующие беды, он надеялся, что теперь они окажутся не столь твердолобы и уступят желанию государя, недаром он столько об этом распинался тут. Да и вообще свою программу малость подкорректируют ввиду открывшихся данных. Ну и на всякий случай, ввернул, что господь не токмо православных, но и католиков, хоть и отколовшихся от единой церкви, но остающихся христианами, упредит об том же, через некоего Мартина Лютера. Тут весь расчёт был на то, что Лютер появиться раньше, чем Василий надумает разводиться, а значить сработает именно на его, Андрея, версию и тогда может быть и вправду окажется, что не зря он тут сжёг кучу нервов и церковь-таки пойдёт совсем иным путём (во, блин, дожили, как Владимир Ильич заговорил).
Фух! Выйдя из ворот монастыря, Андрей непроизвольно перекрестился: такой груз с души упал. Что не говори, а разговор со стариком отнял много сил, как физических, так и душевных. Не, ну его на фиг, такое прогрессорство. Это в книгах читать хорошо, а вот на самом деле говорить с такими личностями никаких нервов не хватит. Всё к черту, пора в деревню, на природу. Там, конечно, тоже дел невпроворот, но зато всё проще и понятней, чем в водовороте политических страстей.
А в маленькой келье, преклонив колена пред ликом господним, истово молился могучий старец, пребывавший в некоем раздрае от обрушившегося на него знания. Не верить услышанному было нельзя, верить - страшно. Но и опускать руки было не в его характере. Молитва поможет успокоить метущуюся душу, очистит разум и, даст бог, позволит увидеть тот путь, что проведёт его мимо тех треволнений, что поведал юный княжич. Тяжёлый маховик изменений был стронут, и оставалось лишь надеяться, что он не смахнёт лишнего с шахматной доски истории.
Глава 10
Лето в этом году выдалось просто на загляденье. Поля, обильно политые потом, любовно взоранные и засеянные, радовали взгляд наливающимся колосом. В садах поспевали смородина да крыжовник, в лесу грибов и ягод народилось полным-полно, на огородах морковь и лук закучерявились, набирала цвет капуста. В реке вновь стало полно рыбы, и ужас зимнего голода истончился и исчез из памяти бережичевцев. Жизнь вошла в привычную колею, новый хозяин, побывав пару раз по весне, больше пока в деревне не появлялся и всеми вопросами, как и раньше, занимался Нездин.
Но все когда-нибудь кончается. Вот и их спокойное житьё закончилось с приездом хозяйского
А потом в деревню прибыл караван, ведомый Годимом, и сразу же в Бережичах стало непривычно шумно. В разных концах деревеньки громко застучали топоры, возводя избы для новоприбывших, приехавшая молодёжь тут же успела сотворить пару драк со старожилами, позабыв, что ныне они холопы, а не свободные землепашцы, а старшие в семьях перезнакомиться друг с другом. В общем, шёл обычный процесс притирания новоприбывших с местными.
Наиболее бурно народ обсуждал распределение земли - главной кормилицы крестьянина. Ведь чаще всего холопам не выделялся свой надел и кормились они с того, что работали на барских полях, давая простому крестьянину возможность меньше тратить времени на барщину, забирая на себя до две третий всех работ. Андрей же смотрел на них с несколько иной колокольни.
Социальный статус закабаленных им людей включал как элементы рабства, так и элементы экономического принуждения или полукрепостнические отношения. Да, он помнил, что производительность работавшего на своей надельной земле крестьянина была выше производительности полного холопа-раба. Однако жизнь в этом времени наглядно показала ему, что не всегда помещикам удавалось воспользоваться преимуществами крестьянского труда, потому как эти самые крестьяне постоянно носились туда-сюда по всей стране словно перекати-поле. Оттого незадачливые землевладельцы часто испытывали острую нехватку крестьян в своих поместьях и вотчинах (да что далеко ходить, он сам тому пример). Потому-то им и приходилось считаться с крестьянскими переходами и проявлять сдержанность при взыскании с крестьян повинностей: чуть перегнул палку и всё, крестьянин уже готов встать на лыжи. Да ещё богатые соседи (крупные вотчинники и в большей мере монастыри) могли поспособствовать отъезду трудника из любого поместья, давая тому денег на выплату "пожилого" и получение "отказа". А вот холопы ни о каком переходе и мечтать не могут, будучи лично несвободными. Да к тому же, нельзя забывать и о том, что холопы пока ещё облагались пониженными, по сравнению с обычными крестьянами, государственными налогами. То есть только своим холопством они уже давали владельцу экономическую выгоду. Ну и главное, холоповладелец мог методом кнута и пряника сильно интенсифицировать их труд, что в случае Андрея означало введение новых агротехнических приёмов. А то привычные тут сам-3 его не совсем устраивали. Точнее не устраивали совсем!
К тому же, если старожилы Бережичей несли барщину по старине, на каждые свои девять десятин вспахивая одну господскую, то холопам своим он выставил более жёсткие рамки - на каждые пять десятин своей земли иди и обработай полторы десятины господской. Причём цифры свои он не с потолка брал: отец Иуавелий от монастырских трудников требовал почти то же самое и крестьяне справлялись, при этом умудряясь жить относительно зажиточно.
Тут, правда, выплыл вопрос количества обрабатываемой земли, чай именьице-то было не резиновым. Старожилы обрабатывали на три двора всего двадцать семь десятин, причём Якимов надел отродясь был всего-то в две десятины. Отчего Терентий при взрослении парня им не добавил, узнавать было уже поздно. Да и не интересно.
Как Андрей уже уяснил, большие наделы в 25 десятин и больше силами одной семьи, если в ней нет большого количества рабочих рук, невозможно обработать, отчего местные "кулаки" привлекали к работам безземельных крестьян за долю урожая. Но ему такого расслоения в своём имении пока было не нужно, а потому, барским своим повелением, на каждую холопскую семью было выделено по шестнадцать десятин (из расчёта: четыре поля по 4 десятины), которые были нарезаны компактно, чтобы избежать так называемой чересполосицы, заставлявшей крестьян делать на своих участках то же, что и соседи, дабы избежать потравы и гибели урожая. Ну и барская запашка разом увеличилась с 3-х до 24-х десятин, что должно было улучшить благосостояние уже самого Андрея.