Князь Барбашев
Шрифт:
Глава 20
Казалось бы, ну что сложного в том, чтобы отъехать от старого владельца. Ведь никто не держит! Просто не вправе держать, потому, как не в Литве какой-то, а на Руси живём, где крепостное право ещё не поднялось в полный рост. Да, уже не как при дедах, в любое-то время, а только в неделю, до и в неделю после Юрьева дня, но ведь любой мог, бросив шапку в пол перед барином, сказать: "все, ухожу". И уйти, оплатив лишь то, что по закону положенно. Но разом порушить жизнь, вот так просто бросить рубленную
Вот и Яким крепко осознал это, когда встал перед непростым выбором. Ведь и бросить всё жаль, и оставаться уже невмоготу было. А виной тому синие, как небо, глаза, что притянули, проворожили молодца. А от любовной-то хвори, известное дело, есть одно верное лекарство - время да расстояние. Снимись, отъедь к другому владетелю, да подальше и спадёт морок со временем, но... Но ведь только-только на ноги вставать начал. Даст господь пару лет урожайных - совсем от долгов свободен станет, а там иди, куда сам хошь, а не туда, куда чужой тиун позовёт. Но как жить, когда вот она - рядом? Да и был уже грех, миловались на Ивана-то Купалу.
И ни дядька, ни мать ему тут помочь не в силах. Впрочем, мать-то к девице присмотрелась, мол, что за зазноба у сынка появилась. Сестра потом по секрету поведала, что та ей по нраву пришлась, да только разве от того легче. Уж лучше б наорали, как Прокл на своего старшего, когда тот тоже на одну из девок новоприбывших глаз положил. Ох и осерчал тогда мужик, да настолько, что вожжами непутёвого отходил, приговаривая: "Не заглядывайся, дурень, на холопок. Одна краса, что коса долга, а сама бесприданница, да и воли тя, дурня, лишит". Может с того что и вышло б. Всё ж, наверное, недаром на Руси невест выбирали родители, жениху такой выбор не доверяя, боясь, что он выберет необдуманно, руководствуясь лишь греховными страстями. Потому-то зачастую молодые и не видели друг друга до самой свадьбы. Оттого-то, говорят, и появилось прозванье "невеста", что в жёны бралась "не весть кто", как есть неизвестная, неведомая. Ну а "суженый" - от "судьбы", "суда Божия", потому как жениха, по молитвам девушки, посылает сам бог. Так ли это, не так, кто его ведает, скрыто это стариной стародавней.
А меж тем цвели на лугах травы, в небесной вышине беспечно текли куда-то облака, на полях колосились хлеба под солнцем. Время неутомимо продолжало свой мерный ход. Незаметно пролетел сенокос. Пришла пора убирать хлеб, выросший нежданно густой и обильный. Потом пристало перекрыть, начавшую уже кой-где протекать, кровлю новой соломою. Так, замучивая себя работой, Яким забывался на время, вот только любая работа имеет свой конец. А следом вновь приходила грусть-тоска.
В тот день Яким на розвальнях возвращался в деревню из города, куда ездил на торг. По зимнику и уже окрепшему льду сюда потянулись селяне из самых захолустных уголков. Некоторые добирались за сотни вёрст, а это дня два ходу было как минимум. Ушлые купцы скупали у таких пушнину и мороженые туши забитой дичи, платя вместо серебра зерном, овощем или рыбой. Впрочем, тем всё одно выгода - им своего хлеба мало, коль на зиму хватит то для посева уже не останется, потому и катят в город, чтоб свою добычу обменять, ну а купец, знамо дело, тоже свою выгоду не упустит. Всё скупит. Ему что волчья шкура, что беличья, всё одно в ином месте с выгодой продаст.
Впрочем, на
Настроение у Якима было приподнятое. И даже затянутое тучами мрачное небо не портило хорошего настроения, а от хвойного запаха голова буквально кружилась, поднимая из глубин памяти приятные минуты детства. Да уж, съездил, можно сказать, он удачно. За прошлую зиму да нынешнее лето мать с сестрой умудрились наткать немало льняного да шерстяного полотна, излишки которого он и продал купцам с немалым прибытком. Да не бартером, а за полновесное серебро, хоть и не любят купцы с ним расставаться.
Оттого и катил парень мимо покрытых снегом деревьев, напевая песенку, услышанную на торгу, да объезжая кочки да колдобины, когда прямо перед мордой коня на зимник выскочил ополоумевший заяц. Лошадка, отъевшаяся на летних травах, прянула в одну сторону, а беляк, трухнувший ещё больше, в другую. От неожиданности Яким даже за малый лук, что завсегда брал с собой в дорогу, схватиться не успел. А потом и не надо стало. Из леса вдогон вынеслись верховые, тонко звякнули тетивы и заяц завертелся на месте, пронзённый стрелами.
– Эх, шкуру попортили, княже, - горестно воскликнул один из верхоконных и Яким сразу признал в нём соседа Годима. Потом разглядел и верного послужильца Олексу, а затем и самого владельца Бережичей. Князь был весел и на испорченную шкуру явно не обижался. Ну да, ему-то этих шкурок ещё принесут и не одну. Тот же Яким положенную долю отдаст.
Заметив, что княжич смотрит на него, парень привычно бухнулся на колени.
– А, Яким, - признал своего крестьянина князь.
– Какими судьбами?
– С торга, господине, - ответил тот и покраснел. Княжич же лишь расхохотался:
– Так торг-то на реке, а деревня на берегу. Чего ж ты лесом то тащился?
– и, видя, как мучается парень, пытаясь придумать ответ, сам же и добавил: - Смотри, Яким, будешь в заповеданном лесу шалить - не пощажу. Уж ты то знаешь.
Ну да, видел Яким, какой княжич может быть. Вспомнил и аж вздрогнул. А ведь и вправду думал дровами где поближе запастись, всё же вырубка довольно далече от деревни. Да и силки кой где своей волей поставил. Вспомнив про силки, вновь покрылся испариной: а ну как княжич их обнаружил? Выскочили то они аккурат с той стороны, где он посвоевольничал. Что ж, придётся, видимо, домой ворочаться, ну его к лешему, пущай уж косой волку достанется, чем он попадётся. И надо же было княжичу именно сегодня поохотиться.
Между тем Олекса, подъехав к князю, что-то прошептал ему на ухо. Княжич, выслушав его, вскинул удивлённо одну бровь и уставился на парня. Под пристальным взглядом синих глаз Яким почувствовал себя не очень уютно. Хорошее настроение стало покидать его.
– Вот интересно, мне тут все уши прожужжали, что Яким от любви сохнет да чахнет, а я вот смотрю, едет весел, песенки поёт. Аль то неправда, что девка-холопка тебя приворожила? А коль правда, так что ж не сватаешь?
– Так, княже, вольные мы! Что хошь делай, а я в холопы не пойду...
– Ух, горячий какой, - перебил его расхохотавшийся князь и соскочил с коня в снег.
– Ну-ну, любовь - божья искра, что загорается в двух разных душах по воли его, так кто мы такие, чтобы идти супротив. Тебе, можно сказать, счастье, дурню, выпало: сам себе невесту сыскать, да чтоб по сердцу была, а ты?
– Так закон же...
– Верно, закон нам государем дан, и тут тоже никто супротив пойти не может, - перебил парня князь.
– Так как же?..
– Яким окончательно скис, а князь вновь громко расхохотался: