Князь Барбашин 3

Вместо пролога.

На южной окраине Полесья, стоит древний город Овруч. Разрушенный набегом татар ещё в 1506 году, он уже более-менее оправился от того погрома, тем более, что в недавно закончившейся войне тяготы сражений и осад его счастливо избежали, хотя отдельные отряды московитов и доходили до этих мест, уводя с собой полон и увозя добычу.

С той поры, как король Казимир Ягеллонович переименовал Киевское княжество в воеводство, все окрестные городу земли стали именоваться староством, а сам Овруч стал его центром и управлялся теперь старостами. Летом 1524 года эту должность по-прежнему исполнял Семен Федорович Полоз, которому уже не грозило

стать речицким наместником, так как Речица, как и все правобережные города по Днепру, вплоть до Канева, по итогам войны отошли к восточному соседу. Конечно, Литва эту потерю не признавала и вечного мира на таких условиях подписывать не собиралась, но пока что вынуждена была терпеть сложившееся положение дел, так как сил отвоёвывать обратно потерянные земли не имела. А вот путь по Днепру ей был очень нужен. Потому как по нему было куда удобнее снабжать оставшиеся за княжеством Канев и Черкассы, а также уже почти заброшенные людьми Глинск и Лубны.

Но и оставшись на прежней должности, Полоз вовсе не изменил своим привычкам и теперь вместо речицкого замка принялся за восстановление замка в Овруче, который так и стоял разрушенным после того давнего погрома. А ему была нужна сильная крепость, опираясь на которую, можно было организовать оборону всего староства от любого врага.

Но любое строительство требует средств, а насколько были изобильны дичью окрестные болота, настолько и скудная земля Полесья давала жалкие урожаи. Да и сребщины прошедшей войны не способствовали обогащению населения. Оттого городок слишком долго собирал драгоценные пенязи. Но крепкие стены были нужны не только старосте, так что люди не роптали, отдавая дополнительные гроши или отрабатывая свои повинности.

И на горожан Полоз с полным правом опирался, как на своих пособников, а вот шляхта, наоборот, своими выходками часто доводила старосту до чёрного бешенства. И больше всего его огорчало земское ополчение - шляхетское войско, в которое эта самая шляхта не сильно-то и старалась попасть, предпочитая затаиться по своим имениям, едва объявлялся сбор, или нужно было выходить на службу. Ещё бы, ведь воевать с пивными бочками куда приятнее, и безопаснее! А потом они же упрекали Полоза за то, что тот водится со всяким разбойным быдлом, не достойным общения с истинно благородными людьми. Словно это они, а не то самое разбойное быдло сражались вместе с ним у таваньских переправ, блокируя их от возвращавшихся с богатой добычей после набега на Галичину крымских татар. Нет, не было там гонорливой шляхты., а были они - вольные ребята из разных земель: дерзкие, отчаянные и гордые. Вместе с людьми князя Крыштофа Кмитича, они тогда в течение недели бились с налётчиками и лишь когда окончились припасы, отступили, позволив татарам пройти.

А те, словно почувствовав слабину, тут же организовали новый разорительный поход на южные польско-литовские земли. Ведомые Ислам Гиреем, которому противостояние с Саадетом вовсе не помешало возглавить грабительский поход, татары перешли Днепр и вторглись в Львовскую землю. Они опустошили львовские пригороды и дошли до Мостысько. Здесь Ислам Гирей распустил войска, и те чёрной тучей расползлись по землям Подолии и Волыни, захватывая городки и уводя в полон множество людей. Правда, их попытка взять замок Прухник окончилась неудачей. Но это была редкая удача защитников.

И словно крымцев для бедной Литвы и Польши было мало, в то же самое время и буджакцы вторглись в Подолье, Белзскую, Санокскую и Львовскую земли. Они сожгли Зиньков, Рогатын и Красилов, но местные замки, где укрылись шляхтичи, взять не смогли.

И вот в этот момент великокняжеская шляхта, вместо того, чтобы вскочить на коня и броситься рубить наглого налётчика, памятуя Сокальский погром, стала трусливо прятаться по имениям.

И как в таком случае не гневаться человеку, привыкшему встречать врага грудь в грудь? Воистину, времена неумолимо

меняются, и раз шляхта уже не может хранить свою державу, то стоит, наверное, обратиться к другим людям, что готовы вместо них послужить делу обороны отчизны, не кривя при этом своё благородное рыло? Так что пусть паны думают, что хотят, но он уже обратился к великому князю и паны-рада с предложением, чтобы они приняли казачьих людей на державную службу для несения ими пограничного дозора. Вот только дела в столице быстро не делаются, а враги вовсе не дремлют, разоряя литовскую украйну. Оттого и крепил Полоз свою дружину и своё староство, при этом, как не бесталанный полководец, прекрасно понимая, что одной обороной войну не выиграть. Врага нужно бить там, где он этого не ожидает. А где меньше всего ожидает увидеть литовских молодцов крымский хан и турецкий султан? Правильно, у себя под боком! Нет, всё же совсем не глупые мысли были написаны в том странном письме, что пришло в Овруч по весне.

Почему странном? Так потому, что пришло оно с противной стороны. В нём неизвестный доброхот предлагал ему взять несколько казачьих ватаг и не ограничиваться одним побережьем Крыма, а пересечь Чёрное море на судах и атаковать земли самого султана, как ответ на нападения буджакской орды на Литву. В конце концов, между Сулейманом и Сигизмундом уже идёт война, и вассалы султана не стесняются нападать на литовское княжество, так чего бояться литовским людям? Зато добыча, взятая у подданных султана, окупит любые затраты на поход. На обратном же пути можно навалиться и на Крым, освободить из басурманской неволи христианские души.

От измятых листков письма так и тянуло духом авантюризма, и, сопоставляя его с тем, что он знал о московских воеводах, на ум приходило всего несколько имён возможного авторства. А если учесть, что предлагаемое дело было связано с морским разбоем, то Полоз, кажется, догадывался, кто в Москве решил вступить с ним в переписку.

Решив лишний раз удостовериться в своей догадке окончательно, он быстро набросал ответное письмо и, вызвав одного из самых преданных своих воинников, велел тому доставить послание до конкретного адресата.

– И что это даст?

Иван Юрьевич, несколько погрузневший за последнее время, но всё такой же подозрительный, с интересом поглядел на Андрея, вольготно развалившегося в кресле и потягивающего из стеклянной "пивной" кружки сладкую медовуху, настоянную на берёзовом соке, которую он предпочитал всем зарубежным винам, так как точно знал, что в неё ничего лишнего не попало. Сам же Шигона разговлялся иноземной мальвазией, а разговор проходил в доме князя, куда государев фаворит и таинник просто "заглянул на огонёк".

– Султан будет сильно раздражён подобным укусом и потребует от крымского хана достойно наказать зарвавшихся литвинов. А Саадет и без того имеет зуб на Литву. Уж и не знаю, чем ему так не угодил Жигимонт, но это нам только на руку. Пока не будет готова Черта, череду крымских походов стоило бы направить в другую сторону. Как говорится, ничего личного, хотя православных людей и жалко.

– А если Полоз не согласится?

– Есть ещё Дашкович, который сейчас томится в крымских узилищах.

– Нет, ну это совсем уже за гранью, - вдруг воскликнул Шигона.
– То ты требуешь отписать хану, чтобы тот казнил воеводу, то вдруг учитываешь его в своих раскладах. И только не говори, что ты имеешь отношение к его побегу!

– А что, Дашкович сбежал?
– Андрей искренне удивился и обрадовался услышанному. Он не помнил в биографии литвина эпизода с пленением, и боялся, что это очередные последствия его вмешательства в историю. Но раз тот сумел сбежать, значит списывать такую фигуру из партии ещё рано. Хотя и казни воеводы он бы тоже нашёл применение.