Князь Барбашин
Шрифт:
Накинув на плечи кафтан, Андрей поднялся на палубу и жадно глотнул свежий, солоноватый воздух. Море, словно отдыхая от бешеной пляски, едва вздымалось, слегка покачивая шхуну. Пробивающееся сквозь разрывы туч солнце играло бликами на воде и сырой палубе. Недалекий берег, поросший лесом и густыми зарослями начавших желтеть и краснеть кустов, выглядел диким. Впрочем, для этих мест это была привычная картина: Норрланд был всё ещё слабо заселён, и кроме Евле не имел к северу ни одного города. Хотя те же Умео и Лулео уже существовали, но это были небольшие сельские поселения с портом, которым ещё век предстояло ждать, прежде чем им присвоят права города.
Склонившись на борт, князь долго слушал мягкие всплески воды, пока его не отвлёк штурман, как всегда
– Княже, думаю вон тот торговец нам лучше расскажет, в каких водах мы очутились, – произнёс он, указывая куда-то в сторону моря.
Подняв взор, Андрей рассмотрел идущий под всеми парусами большой и пузатый купеческий корабль. Вскинув подзорную трубу, он долго рассматривал парусник, на поверку оказавшимся шведским. Это сильно заинтересовало Андрея: он уже знал, что практически всю шведскую внешнюю торговлю держали в руках немецкие, главным образом любекские, купцы, а сами шведы редко ходили за море. А тут довольно крупный корабль явно кого-то из местных. Для кож и коровьего масла слишком большая посудина. Так что явно следовало поинтересоваться: что же у того находилось в трюме. Наблюдаемый им воочию наглый захват принадлежавшей Руси земли давал ему пусть и скользкий, но повод навести в местных водах свои порядки.
– Вахтенный! Корабль к бою изготовить! Рулевой, курс на купца!
Безмятежная тишина, царившая на "Новике" была грубо оборвана трелью боцманской дудки. Затопали по палубе матросские ноги, заскрипели просмоленные канаты, захлопали поднимаемые паруса.
Когда шведы разглядели опасность, на палубе началось настоящее столпотворение. Даже не думая о защите, человечки на палубе засуетились, торопливо спуская лодки на воду, а большой баркас, шедший на буксире за кормой, подтянули ближе, чтобы гребцы могли спрыгнуть в него. Андрей усмехнулся. Поздно. Ветер дул от берега, и шансов у шлюпок уйти от кораблей не было.
Спустя час русские уже хозяйничали на борту кургузого судёнышка. Пленных брать не стали, лишь уточнились у них, догнав ближайшую шлюпку, о своём местоположении. Оказалось, что шторм отнёс их к устью реки Далэльвен, а захваченное судно вышло из порта Евле, успокоенное известием, что корабли, блокирующие побережье, ушли. И вот такая оказия…
Шведский парусник был явно не первой молодости, да и скроен был по старым лекалам. В длину он был не больше шхуны, зато гораздо шире её, что позволяло иметь вместительные трюмы, но делало ходоком весьма посредственным. Три мачты-однодревки заканчивались вместительными марсовыми площадками и были вооружены только прямыми парусами. Зато осмотр его трюмов дал хороший повод для радости.
Казалось бы, что можно взять со шведского торговца, ведь всем известно, что шведы бедны, как церковная мышь. Основа их вывоза коровье масло, кожа да меха – товары явно не эксклюзивные. Оттого и города Швеции были невелики: самый крупный – Стокгольм – насчитывал в начале XVI века менее 8 тысяч жителей, а остальные и вовсе далеко уступали ему. Однако был у Швеции товар, чья ценность только росла с годами. С давних времён в средней Швеции росла и развивалась добыча железа, меди, а с недавнего времени ещё и серебра. Железорудное сырьё отличалось высоким качеством и издавна пользовалось спросом на мировом рынке, давая в скудную шведскую казну живительный ручеёк доходов от сборов и пошлин. А поскольку металла в мире требовалось всё больше, то не стоит удивляться возникшему у многих богатых семейств Европы желанию войти на шведский рынок, до того практически полностью монополизированный Ганзой. Ещё бы, только вывоз в Любек за последние два века вырос в пять раз. А экспорт меди и вовсе превышал по стоимости экспорт железа. Оттого-то те же Фуггеры с недавнего времени стали искать подходы к шведским рудникам.
Так вот, совсем недалеко от залива, в котором по воле шторма оказались русские корабли, находилась Большая Медная гора, вблизи которой вырос шахтёрский посёлок Фалун. От него, через озеро Рунн можно было проникнуть
Пока высаженная на его борт призовая команда готовила судно к движению, Андрей вызвал к себе командира "Пенителя морей" Игната, дабы поставить ему задачу по конвоированию и передать письмо для дяди, в котором он излагал результаты разведки и свои мысли по этому поводу. Ибо после прохода Сёдра-Кваркен кораблям предстояло разделиться…
Сентябрь в Любеке месяц тёплый, хотя дожди явление отнюдь не редкое. Впрочем, это не сильно отражалось на жизни любекского порта. Тот, как всегда, был полон жизни. Среди сотен судов из разных концов Балтики и Северного моря довольно скромно смотрелись две каравеллы под синим флагом Руссо-Балта.
Сразу после возвращения из Любека, Сильвестр Малой провёл ревизию корабельного состава компании. Его разношёрстность плохо сказывалась на конвойном ходе, вот и решился бывший ростокский студент провести оптимизацию. Смотрели-выбирали как среди трофеев, так и среди исконно своих, проводя совместные плавания, а заодно натаскивая в морском деле новых покрутчиков, пришедших на корабли, можно сказать, прямо от сохи. Ибо проблема кадров всё так же и стояла перед компанией: несмотря на противодействие гданьских разбойников, торговое мореплавание на Руси переживало своеобразный бум. Андрей знал (ну если верить историкам), что пик этого бума в его варианте истории пришёлся на следующий, 1520 год, однако как будет здесь, точно спрогнозировать уже не мог. Его действия по борьбе с гданьчанами (силой на море и дипломатией в совете Ганзы) уже сильно изменили новую реальность. Те же Таракановы ныне ежегодно посылали корабли не только в Любек, но и в Копенгаген, найдя таки там для себя подходящие товары. А им на пятки уже вовсю наступали другие: Боровитиновы, Крюковы, Старковы, Саларевы, Сырковы и Ямские. Эти богатейшие гости Новгорода нутром почувствовали прибыльность нового-старого дела и теперь стремились компенсировать своё отставание на старте. А ведь кроме них была ещё плеяда не столь богатых, но более многочисленных купцов, так же ходивших за море: Андрей Яска, Гридя (Григорий) Шубов, Иван Секирин, Гридя Боков, Иван Васильев и Семён Мижуев – это только небольшой список лишь новгородцев, донесённый историей до века двадцать первого. И всем им нужны были умелые мореходы. Купеческие приказчики буквально мелким ситом просеивали всё побережье, завлекая к себе умельцев всеми правдами и неправдами. Профессия морехода резко подскочила в цене, а спрос, как известно, рождает предложение.
Прослышав о заработках, в Новгород и Ивангород потянулся различный люд привыкший жить по найму. Вот только умения в них было самый мизер. Мало кто уподобился хотя бы речным судовщиком поработать. Да и не каждый мог вынести трудности морской работы. Но компания брала всех, заключая хитро составленный крестоцеловальный ряд, по которому ежели кто к морскому делу был негоден, то переводился на берег, где работ так же хватало. Зато за сезон натаскать таких вот бывших крестьян на обычный физический труд матросов было вполне реально, что позволяло создать даже некий запас, из которого покрывались все потери в экипажах.
Так вот, проведя ревизию корабельного состава, Сильвестр безжалостно отбраковал всех тихоходов и стариков. И теперь у компании осталось всего восемь торговцев: четыре двухмачтовых лодьи грузоподъемностью в шесть тысяч пудов и четыре трофейных каравеллы грузовместимостью от шести до двенадцати тысяч пудов. Вроде и немного, но для нынешних объёмов, что они могли позволить себе, вполне хватало. Потому как возить воздух дело накладное. И вот пара каравелл с поздним товаром ныне стояла в Любеке, ожидая прибытия первой партии отобранных Мюлихом для найма людей.