Князь Барбашин
Шрифт:
А ныне вот молодые артельщики, несмотря на дикие крики птиц и зычный ор товарищей, отсыпались молодецким сном. Наработались на путине, что уж там. Так нынче и сельдь валом шла, знай, успевай сети ставить. А возле сельди завсегда те, кто ею кормится. Их тоже по возможности били. А бывало, видали и китов, дивясь, как высоко взбрасывали они из себя фонтаны воды и пара. Ну да недолго им спокойно хаживать осталось. Умели чужие людишки бить морских гигантов не только у берегов, как местная самоядь, а и в море, вот князь и обещался для своих учителей тому ремеслу найти. Хотя мясо китовое лично Даниле не по вкусу пришлось, но тот же Пронька, что ныне на корме у руля покачивался, уплетал его за обе щёки. А ведь окромя мяса с кита много чего взять можно. Эх, поскорей бы князь умельцев прислал, что ли, а уж он бы тут на месте развернулся.
Зато теперь можно будет на следующий год и к норвегам сходить. Правда, ныне и до северных земель дошли указы короля Кристиана, по которым
А вот людей покрутить, особливо кормщиков, что к океанским плаваниям привычны, оказалось делом нелёгким. На Грумант-то пока мало кто хаживал – трудна и опасна туда путь-дороженька, потому в основом промысловые артели вдоль бережка промышляли, благо сколь ни иди по морю на восход, а берег тот нескончаемым кажется. Только человек десять с разных мест и набралось, что согласились, соблазнившись большей оплатой, в следующий год на долгий промысел выйти. И то соловецкие старцы да холмогорские промышленники волком смотреть стали. Ну не густо тут с такими умельцами пока, не густо. Хотя, почитай, все селения морским промыслом и живут. Ну да опыта, как морских старателей делать, ныне компанейским не занимать. Костяк да кормищик ныне имеется, а остальное приложится. По приезду вот ещё трёх отроков, чьи отцы согласились мальцов в учёность отдать, в Новгород отправить надобно, в школу навигацкую, да кого из местной молодёжи, что всё ещё под чужим началом ходит, сманить можно, пообещав кормщиками поставить. Глядишь, на следующий год не одна, а две артели на промысел выйдет. Ну а приказчиков, что дела вести будут он уже присмотрел. Помнил обоих по прошлому. Помнил, что без внутренней гнили были мужики. Потому как иначе в торговом да промышленном деле нельзя. Промысел ведь мог и на год растянуться и на два, и всякая связь с большими людьми тогда надолго утрачивается. А потому дела приходилось вести на безусловной доверенности, где каждая сторона должна была полагаться исключительно на совесть другой, да на договорной интерес.
Долго ещё бежали кочи по морскому простору, прежде чем не подошли к устью Северной Двины, представлявшее собой целую систему мелких проток, рукавов, проливов и островов, в которых так легко можно было затеряться неопытному кормщику. А ведь почти все рукава да протоки преграждены были перекатами с глубинами на них не больше сажени, что для кочей было ещё терпимо (и то не всегда), но для более крупных судов уже грозило опасностью.
Входить в реку не стали, так как наступало время отлива, а потому просто пристали к берегу, где и переночевали, чтобы с утра, дождавшись, когда морской прилив, на некоторое время замедлившись, вновь начал набирать силу, продолжили движение.
Холмогоры встретили запоздавшую артель моросящим дождиком, но хмурость погоды не могли испортить праздник артельщикам. Ведь сколько месяцев их не было дома. С берега их встречал женский смех, звонкие удары вальков, мерные крики занятых работой людей. Как только суда утыкались носом в приглубый берег, с борта лихо выпрыгивали на мягкий песок артельщики и, подхватив канаты, спешили накрепко связать их с землёй, ставя окончательную точку в долгом плавании.
Вот только для Данилы это был ещё не конец. Ему нужно было рассчитаться с артельными, да проследить, чтобы грузчики сгрузили весь товар в амбары. А ещё нужно было сговориться с доставкой его вверх по Двине, ведь не в Холмогорах же добытое сбывать. Так что нормально отдохнуть да попариться Данила смог далеко не сразу.
Зато жилой дом успели отогреть да подготовить за это время. Он ведь слугами не заморачивался, а просто оставил двор на хранение Лавру, что бродил меж двор, кормясь от мира. А что, так многие делали. Монастырский двор, что пустым стоял на приезд деловым людям, хранили несколько нищих вдов, за что и кормились от монастыря. Ныне же, рассчитавшись с мужиком, нанял трёх слуг, да и Лавр не захотел возвращаться в свой двор, где избенка скособочилась, да тын покосился, и напросился в воротники.
Но недолго пришлось насладиться отдыхом Даниле. Дела навалились, да и время поджимало. А ведь нужно было ещё и с рыболовными снастями вопросы решить. Особенно с неводами. Для моря-то они большие требовались, от ста сажен и более. И стоило это всё немало, ведь для изготовления одной сети требовались десятки пудов пеньковой или льняной пряжи. Потом сети сшивались в один большой невод, который для крепости смолился, на что уходило 2–3 бочки смолы, а затем дубился, провариваясь вместе с ольховой или осиновой корой. Но даже при такой обработке и очень тщательном уходе невод редко служил больше одного сезона. После чего его расшивали, а куски наиболее хорошо сохранившейся сети пускали на другие снасти. Да, на первых порах он о запасе позаботился, но ведь он тут не на одно лето осесть собирался, да и дело (зная княжеский размах) расширять надобно, так что нужно было либо подряжать
А после пришла пора выдвигаться в Вологду. Ведь не в Холмогорах же добытое сбывать. Тут хорошую цену не дадут. А от Холмогор до Вологды по речным-то зигзагам более тысячи вёрст будет. И до ледостава недалече. Потому и торопил он приказчика Храпа, которому в будущем предстояло взять на себя всю заботу о данном пути, чтобы не встал караван посреди дороги. И вот в осеннюю непогодь потянулись суденышки под низкими тучами и дождиком вверх по реке.
Труден путь по осенней Двине. По черной воде шли кораблики на парусах, под веслами, или тянулись бечевой на людской или конной тяге. День за днём, несмотря на слякоть и непогоду, пока одним сумеречным ноябрьским вечером, осыпаемые медленным снегом и разгоняя частые льдины носам, не втащились холмогорские струги в Вологду. Успели, хотя и пришлось у берега лёд поскалывать, дабы причалить под разгрузку. Но успели. Вытащили суда из воды, укрыли на зиму в амбарах. Но это только судовщикам да Храпу поход окончился, а Даниле предстояло дождаться открытия санного пути да двигаться дальше, в Москву.
В Норовское Андрей добрался на сильно потрёпанных штормами кораблях. Всё же поздняя осень на Балтике не то время, когда можно по морям хаживать. А по прибытию узнал весьма не радостную новость.
Гданьские каперы нанесли-таки ответный удар. Появившись самым наглым образом на нарвском рейде, он смело вошли в реку и захватили все корабли, что стояли от рейда до Нарвы и Ивангорода. Все русские суда и те корабли, на которых нашёлся хоть какой-то русский товар, были ими захвачены и уведены с собой. А напоследок они попытались сжечь и само Норовское, и даже смогли подпалить несколько крайних домов, но норовчане похватав оружие, сумели отстоять свои жилища и склады, а заодно и те суда, что скрылись в россонском затоне.
Но теперь Андрею нужно было придумать, что сказать государю и как эту историю преподнесут тому его недруги. Ведь он сам даже не представлял, что гданьчане рискнут на нечто подобное. Нет, он смутно помнил, что в следующем году они вроде бы должны будут ограбить городок Невское Устье, и готовился к этому, но вот про Нарву не помнил, и потому даже не мог с уверенностью сказать – это было и в той истории, или это уже ответ на его действия. Чёрт возьми, ну давно же было пора уже перестать надеяться на своё послезнание, но инертностью мышления, оказывается, страдали не только предки.
А главное, он не знал, что стало с кораблями, которые ушли в Овлу незадолго до нападения: смогли ли они проскочить мимо каперов или были ими захвачены? И что с того, что с ними была "Верная супружница"? Это же не линкор из 20-го века, а в бою всё может случиться. На ушедших же судах уплыли не только столь нужные для нового наместничества переселенцы, но и необходимые им на первых порах вещи, а так же детали для первых лесопилок. И узнать об их судьбе в ближайшее время было невозможно. Корабли должны были зазимовать в Овле, так что первые вести от них будут или из письма, или уже по прибытию самого князя к месту службы. Потому следовало отбросить все посторонние мысли и полностью отдаться текущим делам в Норовском и Новгороде, а потом спешно выдвигаться в Москву.
Москва же в эти осенние дни шумно и весело гуляла и праздновала. Шутка ли, древняя столица, вожделенный когда-то киевский стол, на котором в последний раз восседал шесть раз прадед нынешнего государя, великий князь владимирский Ярослав Всеволодович (потому как сын его, Александр Ярославич, прозванный Невским, хоть и носил титул киевского князя, но в самом Киеве так никогда и не побывал) вернулась обратно под руку его потомков. И пусть для большинства нынешних русичей киевский стол давно стал былинной сказкой, но в Кремле о нём помнили очень хорошо. И тот же Василий III Иванович уже требовал у Сигизмунда I Старого отдать его вместе со Смоленском и Полоцком. И потому государь всея Руси, едва Киев пал к его ногам, тут же велел вписать себе в титло новый титул, чем прямо обозначил свои намерения прочно удержать завоёванное. Хотя это резко ухудшило ситуацию в начавшихся было переговорах с Литвой, откуда ещё в августе прибыли в Москву Януш Костевич и Богуш Богарзенович. Но в Думе правильно посчитали, что проблемы литвинов русичей не волнуют. Да, обе страны устали от длившейся вот уже как девять лет войны, но прошедший градопад и нестроение среди знати, вкупе с пустой казной делали положение Вильно куда более худшим, а позиции Москвы более существенными.