Князь Барбашин

Родин Дмитрий Михайлович

Спустя неделю, к Андрею явились двое парней лет двадцати пяти. Дружина Кречет происходил из торгово-ремесленных слоёв посада, а Некрас Забродов и вовсе был из крестьян. Стоя рядом, выглядели они как Штепсель и Тарапунька. Однако в ходе индивидуальной беседы оба показали себя вполне неплохо, хотя в некоторых вопросах и плавали, но Андрей и не ожидал чего-то сверхобычного, понимая, что состоявшиеся дьяки в глушь за карьерой не поедут. А у этих двоих были амбиции, но не было "волосатой руки", заставляя парней прозябать на задворках чиновничьего мира. И для них должности в Овле были бы действенным шагом вперёд. А потому, обсказав обоим, что они будут делать и чего он от них ждёт, князь отпустил парней подумать, но не долго, ибо подходила пора собираться

в дальнюю дорогу. А ведь им ещё и грамоты выправить нужно было. И семьи в дорогу собрать. А когда парни ушли, он вернулся к делам своим скорбным. Потому как на горизонте замаячила проблема, решать которую придётся всё одно. Какая проблема? Да простейшая: сексуальная.

Это в центральных землях, в Бережичах там, или возле Романова, с женщинами было всё довольно неплохо, а вот на окраинах, в той же Овле или на камских землях мужчин давно уже было во много раз больше, чем женщин. Потому как основной упор-то делался на развитие, то и завозились прежде всего работники. Да, везли и семейных, но одиноких мужчин было всё же в разы больше. И это рано или поздно должно было привести к напряжению. Потому как вера верой, воспитание воспитанием, а человеческое естество никуда не денешь. Будь иначе, на Земле давно бы жили одни святые. Так что мужское засилье нужно было срочно разбавлять женским полом. А на ум ничего, кроме опыта прославленного через книги про пиратов мсье д'Ожерона не приходило. Тем более и холопские рынки были пока ещё полны дешёвым полоном, и молодух да девиц на нём хватало с избытком.

Правда, Андрей очень боялся своими действиями запустить по Руси слух о несметных гаремах молодого князя. Ведь прелюбодеяние ныне смертных грехом считалось, это вам не просвещённый двадцать первый век с его дружбой постелями! Но и сексуальные маньяки в его землях ему тоже были ненужны.

А чтобы предупредить возможные последствия, он решил поговорить о том со старцем Вассианом, набравшим за последние годы немалый вес, как в церкви, так и в обществе. Старец, конечно, не сильно обрадовался услышанному, но и рубить с плеча тоже не стал, так как ситуацию осознал. Всё же не с малых лет монашескому житью подвержен был и что такое изголодавшийся по бабам мужской коллектив вполне себе представлял. Разговор был долгий и весьма непростой, однако пусть не поддержку, но молчаливое согласие Андрей всё же получил. Ну а заодно пробежались с ним и по другим делам, включая и предстоящий Крымский смерч.

Ну не верил Андрей, что накопившиеся изменения отменят вторжение крымского хана. Слишком многим вне Руси этот поход был необходим. И, понимая, что сам он, скорее всего в это время будет в своём наместничестве, князь не оставлял случая поделиться своими страхами с любым, кто мог так или иначе повлиять на ситуацию. Тут, как говорится, лучше перебдеть, чем потом каяться.

А затем пришло время, когда молодая жена разрадилась-таки очередной дочкой. Побаюкав кричащий свёрток и убедившись, что с обоими всё впорядке, Андрей, наконец, засобирался в дальний путь.

В день отбытия молодой наместник выглядел немного грустным: перед глазами стояло заплаканное лицо жены, которая никак не хотела отпускать его. Вот вроде и прожили вместе не один год, и не в первый раз оставляет её одну, а поди ж ты. Тёща, пришедшая проводить зятя и помочь дочери, как могла, утешала плачущую Варю, вспоминая частые отлучки отца и приговаривая, что таков уж удел всех жен служилых людей – от распоследнего дьячка до именитых воевод – уметь ждать своих мужей. Андрей же, в который уже раз, напоминал, чтобы по весне, как откроется летний путь, жена с детьми перебиралась в Новгород, а оттуда, кораблём к нему, в Овлу. Да и тёще советовал на лето из Москвы отъехать куда подальше. Предупреждения предупреждением, а полагаться на волю случая он не собирался. Помнил из Зимина, как летучий татарский отряд перехватил и побил караван жён и детей знатных москвичей, удиравших из Москвы в последний момент. Сколько тогда

наследников знатных домов погибло, не считано было, но раз о подобном в летописи попало, то много. А ему это надо? Нет уж, пусть лучше жена с детьми под боком будет.

На том и расстались.

Впрочем, грустил Андрей не долго. Дело ему государь поручил сложное: отстроить новое наместничество и сделать его прибыльным. Для того и казны отсыпали немало, и розмыслов, дабы руды всякие искать, по его просьбе отрядили. Он, конечно, и своих умельцев – учеников немца Краузе – тоже подтянул, но и государевы люди лишними не будут. Наместничество огромное – место для изысканий всем хватит. Тем более о богатствах Карелии он и в том времени наслышан был и в этом о нём уже знали. Те же Таракановы к нему руки тянули. Да и иные мужи новгородские. Ну а уж он от таких инвестиций отказываться вовсе не собирался. Всю Русь одному не поднять, так пусть же купцы рудные места в разработку берут да на свои деньги и отстраивают. От того всем прибыль будет немалая. Хотя чувствовалось ему, что без хорошего пенделя и тут не обойдётся. Капитализм ведь только только давал первые ростки в мышлении людей. До сих пор во всём мире поиск собственной выгоды считался в лучшем случае занятием недостойным, а в худшем – греховным. И Андрей точно знал, что это мироощущение не изменить за одну жизнь. Всё что он мог – это дать толчок и указать направление. А ещё лучше сформировать достаточно многочисленную группу людей, которые продолжат эти начинания, даже если он погибнет.

Вот с такими мыслями он и тащился по санному пути от Новгорода до Овлы, останавливаясь на роздых сначала в Кореле, а потом в Озёрске. Но если в Кореле только отдохнули, то уже в Озёрске князь принялся вникать в дела своего наместничества.

Разговор с Жеряпой шёл в большой комнате бывшего орденского замка. Несмотря на тёплый день и жарко горевший костер в камине, в зале было холодно. Промерзшие за зиму толстые стены не успели прогреться за лето, как уже вновь мороз сковал землю. Да и темновато было комнате – несколько узких окон, забранных слюдой, пропускали мало света, потому посередине стола высился тяжелый серебряный подсвечник с четырьмя зажженными восковыми свечами. Озёрский воевода не любил тот смрад, что издавали сальные свечи. Впрочем, как и сам Андрей.

Тяжелый стол, покрытый скатертью, был заставлен яствами и напитками. Наместник и воевода сидели на резных креслах с высокими спинками, принадлежавших раньше, как и большинство мебели в замке, рыцарям.

– Боже, и как они живут в этих каменных мешках? – пожаловался Жеряпа, когда первый бокал вина был осушен, а блюдо с жареным кабанчиком наполовину опустело.

– Так и живут, – пожал плечами Андрей. – Дело привычки. Отстрой двор на посаде, да и живи себе в привычных условиях. В замке же, чем меньше дерева, тем лучше.

– Это не помешало нам взять его.

– Дело случая. Проиграй мы битву выборгскому наместнику, всё было бы по-другому.

– Кстати, как он? До нас дошли слухи, что Эрикссон попросился на службу к государю.

– Было такое. Принят и обласкан, чем спас свою голову от плахи.

– С чего это?

– Думаешь, Кристиан его пощадил бы? Поверь, датский король тот ещё правитель. Послал бы под топор палача и дело с концом.

– Что ж, коли так, то да…

Андрей отпил из чаши морса и обтёр ладонью короткую бородку.

– Как себя шведы ведут? Не задирают?

– Да куда там. Была одна ватажка на трёх стругах, да и ту побили. Ныне вот, на торжище приехали. Торгуют с местными, что по привычке свой скудный уклад по зимнику свезли. Препятствий не чиним и сверх положенного не берём.

– Ой ли, – хитро прищурился Андрей. – Никогда не поверю, чтобы мытарь руку в мошну не пустил. Все люди грешны, главное, чью правду воевода стережёт. Ты, Леонтий, тем, кто сверх всякой меры берёт, руки руби сразу. Торгового человека обидишь, он в другой раз не приедет, а от того и казне убыток. Место у тебя тут ходовое, так что спрос велик будет.