Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Так вот, однажды, когда они возвращались в табор, Ждан отпустил вожжи, и кони сами потихоньку брели по едва заметной колее, проложенной в буйных зарослях пахучих трав. Мать не сводила с сына измученных глаз и в который раз слушала его неторопливый рассказ о бегстве, о Кончаке, о Самуиле, о князьях… Шершавой, натруженной рукой гладила его руку, а другой вытирала слезы, туманившие глаза, когда она слушала о смерти отца или о княжеском порубе в Новгороде-Северском.
– Бедненький мой! Родименький мой!
– шептали её худые посиневшие губы.
Увлечённые
– Урус, стой!
Ждан придержал коней.
Всадник подъехал вплотную к возу, натянул поводья.
Им оказался отрок-чабан. На плечах - вытертый чепкен, на ногах - постолы из сыромятины, на голове - войлочный островерхий каук, из-под которого выбивалась копна густых черных волос. За плечами - лук, на боку сабля и кожаный тул со стрелами.
Ждан недоуменно посмотрел на незнакомца. Что ему нужно?
Тот тоже какое-то время молча, пристально разглядывал мать и сына, а потом внимательно огляделся вокруг и тихо заговорил, словно боялся, что кто-то может подслушать в этой безлюдной степи:
– Скорей отправляйтесь домой! Неужели не видите сами, что Кобяк вот-вот двинется на Русь? Тогда вас задержат здесь, как заложников!
Ошеломлённый его словами, Ждан внимательно посмотрел на молодого чабана.
– Кто ты такой? Как тебя зовут?
– Не надо, не спрашивай.
– Откуда ты так хорошо знаешь наш язык?
– Моя мать - уруска… Научила…
– Но ты-то ведь половец?
– Это мой отец половец…
– Почему ты решил предупредить нас?
– Меня мать послала…
– А сам бы этого не сделал?
– Может и сам тоже… Я люблю нашу с матерью речь, ваши песни, ваших людей, вашу землю, хотя я никогда не видел землю моей матери, но она про неё так много и красиво рассказывала!.. И я верю, что так оно и есть, потому что мама у меня - святая! А её земля и для меня родная! Вы можете, должны мне верить. Верьте каждому моему слову! Уезжайте отсюда скорее!
– Спасибо тебе, друг, и твоей маме передай нашу благодарность за такую важную весть и добрый совет…
Отрок хлестнул коня и быстро исчез в зелёных зарослях ивняка.
В тот же вечер, узнав такую важную весть, Самуил поднял своих людей и они отправились в обратную дорогу, в Киев.
Переволока - одна из самых известных переправ через Днепр в его среднем течении недалеко от Ворсклы. Здесь каменная гряда преградила воды реки и создала широкий, удобный брод, которым с прадавних времён пользовались коренные жители Приднепровья - славяне и многие кочевые племена. Те, что в продолжение многих столетий перекатывались, как волны, по необозримым степям между Волгой и Дунаем.
Самуил расположил свой табор недалеко от брода, в удобной, защищённой лесом от постороннего глаза долине, а на берегу оставил в потайном
Три дня никто не появлялся. А на четвёртый, в полдень, на противоположном берегу показались два всадника. Они постояли у воды, напоили коней и когда убедились, что на переправе кроме них никого нет, начали переходить Днепр.
Дежурили как раз Ждан с Васютой, неуклюжим, спокойным отроком. Из-за густых кустов они зорко следили за тем, что делается на реке.
– Как нам быть, Ждан? Пускай себе едут или нашим сообщим?
Ждан приложил козырьком ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца. Всадники походили на степняков, а степняки, хотя их и двое, могут привести за собой целую орду. Нужно сообщить Самуилу - пусть решает.
– Мчись скорее, Васюта! Зови наших!
Не успели чужаки достичь середины реки, как прибыл Самуил со своей охраной, приказал перекрыть дорогу, ведущую в степь.
– Кажется, половцы. Не разведчики ли Кобяка?
– Кто знает. Схватим - узнаем, - шёпотом ответил Ждан.
Озираясь, всадники осторожно выбрались из воды на сухое прибрежье, немного постояли, тихо переговариваясь, а потом медленно двинулись к лесу на склоне горы.
Здесь их и перехватила стража Самуила. Они неожиданно выскочили из кустов, наставили копья и луки.
– Стойте, кто такие?
Всадники оторопели и сопротивления не оказали. Их стащили с коней, отобрали оружие, поставили перед Самуилом.
Старший - сурового вида дебелый человек. Он не проявлял страха, только мрачно, исподлобья поглядывал и шумно сопел широким мясистым носом. Второй, молодой, перепугался, побледнел, дрожал, будто его трясла лихорадка. По всему видно - ещё ни разу в переделках не бывал.
Самуил, пристально глядя старшему в глаза, спросил на его языке:
– Половцы?
– Ойе, ойе!
– Как звать?
– Я - Сай, а это мой сын - Чой.
– Из какой орды?
– Из Ингулецкой…
– Почему здесь оказались? Куда путь держите?
– Идём на Орель, к хану Башкорту. Туда я выдал дочку замуж. Сказали, подарила мне внука - повидать его хочу.
– А Кобяка знаешь?
– Кто же в Половецкой степи не слыхал про великого хана Кобяка? А видать - не видал.
Сай отвечал быстро, без заминки и, похоже, говорил правду. Самуил пожал плечами, колеблясь принять решение. Взглянул на Ждана.
– Что будем делать?
Он уже не раз убеждался, что Ждан, несмотря на молодость, был наблюдателен и мыслил здраво. Поэтому Самуил не считал для себя зазорным спрашивать его мнение и прислушиваться к его советам.
– Я так думаю: отпускать их не следует, - немного помолчав, ответил Ждан.
– Как знать, не брехня ли всё это? Почему мы должны ему верить на слово?.. Прикажи связать покрепче - повезём в Киев. А там видно будет - отпустить или на своих людей обменять…