Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Но сильнее всего запомнилось, глубоко вошло в сердце все, что связано с учителем и наставником - Славутой. Его выпросил к себе на службу отец у племянника - Святослава Всеволодовича, который в то время занял княжеский стол в Новгороде-Северском. Все, что в детстве Игоря было светлого, связано со Славутой.
Стрельба из лука, упражнения с мечом, копьём и арканом, езда на коне, пешие походы по лесам, лугам и полям, охота с соколами, постижение воинских знаний и хитростей, игры в жмурки, чехарду, челик [67] , плаванье в водах Десны на челнах, первые нескладные закорючки, написанные на желтоватом пергаменте детской рукой: аз, буки, веди, глагол… А ещё песни! Славута знал их великое множество и немало сам складывал, наигрывая при этом на гуслях… Да разве можно это забыть? Разве может это уйти из
[67] Челик– игра в пятнашки, салочки.
Но самое главное - Славута сам сразу полюбил тёмноглазого подвижного мальчика, которому, по правде говоря, в семье мало уделяли внимания. Отец из-за войн, походов, охот, княжеских снемов и других непрестанных забот, мать - потому, что был средним. А как известно, в семье, где трое детей, отцовская и даже материнская ласка делится между детьми не поровну: сначала всё внимание - первенцу, позднее - наименьшему, а средний всегда оказывается несколько обделённым. Поэтому, когда учитель обнял мальчонку, пригладил сильной мужской рукой вихрастый чуб и назвал не как все - княжичем, а Игорьком, детское сердечко сразу потянулось к новому, но доброму человеку, как тонкий зелёный росток к солнцу… Славута в течение нескольких лет заменял Игорю отца и мать: жил с ним в одной комнате, следил за его питанием, за здоровьем, а когда тот болел, натирал грудь салом, парил ноги в горячей воде с горчицей, сжигал рожистое воспаление, когда оно появлялось, перевязывал ссадины и ранки, заговаривал кровь и снимал испуг. Вечерами, особенно длинными зимой, когда за окнами завывал ветер и вьюга сыпала снегом в стекло, рассказывал интересные бывальщины про князей и дружинников-богатырей, про их битвы с хазарами, печенегами да половцами. А то, беседуя, уводил в такую даль веков, когда на Руси ни попов, ни церквей ещё не было, а люди поклонялись своим древним богам, как добрым, так и злым - Даждьбогу, Хоросу, Трояну, Велесу, Стрибогу, Перуну, Макоши, берегиням, лесовикам, домовым, русалкам, лешим… Когда обожествляли солнце, ветер, дождь, гром; одухотворяли деревья, реки, рощи, леса, горы, озера, зверей, птиц… Славута открывал мальчику совсем новый, неведомый, непривычный мир, который манил таинственностью, сказочностью, непостижимой необычностью и красотой. Против теперешних постных и мёртвых богов, которые глядели с икон холодными равнодушными глазами, прежние казались и разумными, и интересными, и живыми…
Чего только не знал Славута, чего только не рассказывал он мальчику! И про далёкие тёплые края, куда улетают на зиму птицы; и о странах восточных и северных, откуда, как говорят предания, придут когда-то страшные гоги и магоги, огнём и кровью затопят Русь и все ближайшие страны; и про далёкие-далёкие земли, где живут песиголовцы, люди с собачьими головами, бродят по степям кентавры - полулюди-полукони, где сражаются против окружающих племён бесстрашные и коварные женщины воительницы - амазонки…
А когда уставал рассказывать, Славута брал в руки рукописную книгу в тяжёлом переплёте с серебряными застёжками и читал при свече «Поучение Владимира Мономаха», «Александрию» или «Девгениево деяние»…
В том же году, когда Игорь начал обучаться, отец взял его в Лутаву на княжеский снем. Здесь они встретились с великим князем киевским Изяславом Давидовичем. Сюда также приехали: старший брат Игоря Олег, стройный черноволосый юноша, князь курский, двоюродный брат Святослав Всеволодович, что был намного старше Игоря и троюродный брат Святослав Владимирович из Вщижа. Князья обменивались подарками - соболями, горностаями, черными куницами, песцами, пардусами [68] , резвыми конями под дорогими сёдлами. Три дня принимали гостей, и три дня неутомимый Славута развлекал князей песнями, игрой на гуслях и рассказами о предках, которых, к удивлению всех, знал так хорошо, будто сам жил при их дворах.
[68] Пардус– гепард, охотничий зверь, привозимый на Русь из Азии.
Вскоре Игорю пришлось познакомиться с вероломством князей и настоящей войной.
Тот самый Изяслав, что недавно целовался со Святославом в Лутаве, потеряв в межусобной войне Киев, решил отнять у Святослава Чернигов и привёл под его стены половцев.
С коротким мечом на боку, в лёгких латах, стоял Игорь рядом с матерью на высоком
[69] Берендеи– тюркское племя, к началу XII в. осело на Киевской, Переяславской и Черниговской землях и начало служить русским князьям.
А что же Игорь?
Всё здесь для него было ново: и княжеская измена, и настоящая кровавая битва, и смерти, и победа. Эти дни значили для него больше, чем недели и месяцы прежней беззаботной жизни. Закончилось детство - началось отрочество. Своим ещё неокрепшим разумом он начал отчётливо постигать ту истину, что если хочешь выжить, то должен всегда носить на боку меч! И с этого времени он с ним не расставался - сначала с детским, игрушечным, а после четырнадцати лет - с настоящим, боевым.
Тот четырнадцатый год стал тяжёлым и переломным в его судьбе: зимой простудился и тяжело заболел отец, князь Святослав Ольгович. Чувствуя близкий конец, он послал в Курск за сыном Олегом. Его беспокойство имело причину: на черниговский стол уже давно откровенно зарился его племянник Святослав Всеволодович, которому минуло сорок лет и он теперь - старший среди Ольговичей.
Не дождался князь сына, умер. Его вдова, мать Игоря, боясь что Святослав Всеволодович примчится из Новгорода-Северского быстрее, чем Олег из Курска, собрала в строгой тайне боярскую думу. Пригласили и епископа Антония, и Славуту, которые уже знали о кончине князя.
– Нам надо выиграть время, достойные бояре и велии [70] мужи, - сказала княгиня.
– А потому будем молчать о смерти князя Святослава до приезда старшего сына, его наследника. Чтобы эта скорбная для нас и опасная весть не дошла преждевременно до Новгорода-Северского…
– Согласны, княгиня, - ответил за всех тысяцкий Георгий.
– Тогда поклянитесь все на святом Евангелии, что сохраните эту тайну!
Бояре переглянулись. А тысяцкий нерешительно произнёс:
[70] Велий– большой. Здесь: велии - богатые, знатные.
– Но, княгиня, с нами здесь епископ… Как-то негоже приводить его к присяге, он же сам святитель. Да и…
Тысяцкий умолк, пристально глядя на Славуту.
Все знали, что тот - друг Святослава Всеволодовича.
Славута тут же поднялся, положил руку на Евангелие и торжественно произнёс:
– Святослав Всеволодович близок и дорог мне, но честь - дороже. Клянусь сохранить тайну.
Немного замешкался епископ, невысокий смуглый грек. Но быстро встал, поднял золотой крест.
– Клянусь Богом и Божьей Матерью, что не пошлю прежде времени вести Всеволодовичу, и вас, бояре, Святою Троицей заклинаю не уподобиться Иуде, который выдал ворогам Христа, и не предать покойного князя! Целуйте крест!
Все поочерёдно поклялись и истово целовали крест. И никто тогда, конечно, не ведал, что той же ночью, по возвращении из княжеских хором домой, епископ Антоний написал Святославу Всеволодовичу письмо:
«Стрый твой умер, а за Олегом послали. А дружина по городам далече. А княгиня сидит в отчаянии с детьми. А товару множество у неё… Приезжай скорее! Олег ещё не прибыл, и ты по своей воле заключишь с ним договор!»
Едва успел Олег въехать в Чернигов - без дружины, без сторонников, как сюда же с вооружённой силой прискакал его двоюродный брат и остановился вблизи города.