Князь Мещерский
Шрифт:
– Решим, – ответил Ропшин с заминкой. Деньги остались на столе, он их не считал, но рублей двести будет. Себе он и копейки не возьмет. Во-первых, человек одинокий, во-вторых, жалованье у него куда больше, чем у подчиненных. – Думаю, по месячному окладу выйдет.
Сотрудники радостно загомонили.
– Еще князь обещал постоянную прибавку к жалованью, – сказал, повысив голос, Ропшин. – Указание управляющему имением даст.
– Спаси его Христос! – перекрестился фельдшер, и другие последовали его примеру. – Свечку за его здоровье в церкви поставлю, но лучше будет молебен
– Закажем! – кивнул Ропшин.
Как большинство интеллигентных людей России он не верил в бога, однако возражать не стал. Хочется сотрудникам так высказать благодарность человеку – пусть. Ему с ними работать.
– А теперь приглашаю всех отобедать, – объявил громко. – Там угощение осталось, Марья? – он посмотрел на кухарку.
– Будет, Николай Павлович! – ответила та. – Из двух кур одна не тронутая. Управляющий, который князя привез, окорок копченый передал, головку сыра, свининки свежей. Я, пока вы больными занимались, щей с убоинкой сварила, каши с мясом. Больные накормлены, одни мы не ели.
– У меня в кабинете бутылка рому едва початая, – добавил Ропшин. – Валериан Витольдович угостил. Думаю, что по такому случаю по рюмочке можно. Как считаете?
Сотрудники посчитали это делом хорошим и гурьбой повалили в столовую. Прежде чем сесть за стол, Ропшин зашел в кабинет и первым делом пересчитал деньги. По окладу выйдет, даже чуть больше. Взяв деньги и бутылку, он отправился в столовую, где и вручил подчиненным нечаянную премию. Вышла небольшая заминка, мелких банкнот не хватало, но люди быстро разобрались между собой. Лица их при этом светились радостью. «Приятно делать человека счастливым», – вспомнил Ропшин слова Мещерского, и пришел к выводу, что в этом что-то есть.
Глава 17
– В доме Мещерского, кроме самого князя, живут лакей, горничная, дворник, кухарка и кучер, – начал доклад Тимофей. – Недавно за воротами во дворе поставили будку, где дежурит полицейский. Еще появился фонарь с электрическим освещением, с наступлением темноты его зажигают. Теперь о князе. В восемь утра ему подают чай, после чего он садится в коляску и отправляется по делам. Возвращается поздно – когда в семь, а когда и в девять вечера, всякий раз по-разному. После этого из дому не выходит. Ложится спать поздно – часов в одиннадцать, бывает за полночь.
– Сведения точные? – спросил Браун.
– От его людей получены, – сказал Тимофей. – Там неподалеку трактир, кучер и дворник князя его часто посещают. Вино любят, – он усмехнулся. – Я с ними знакомство свел, угостил, они и рассказали. Пьяный человек болтлив.
– Что так долго узнавал?
– Князь в имение ездил, только на днях вернулся. Кучера и дворника с собой брал. Я на них пятнадцать рублей потратил, – Тимофей вопросительно посмотрел на англичанина.
– Компенсирую, – кивнул Браун и достал из кармана бумажник. Достал из него стопку купюр, отсчитал 120 рублей, положил на стол и придвинул к русскому. – За затраты и сведения.
– Фунтами нельзя? – спросил тот, схватив деньги, и жадным взглядом провожая бумажник, скрывшийся в кармане англичанина.
– Фунты
Тимофей забрал деньги, поклонился и вышел.
– Жаден, – заметил Смит. – Как бы не предал.
– Они все жадные, – махнул рукой Браун. – С чего ему предавать? Он грезит жизнью в Лондоне, а мы ее обещали. Пусть и радуется, недолго осталось.
Он хмыкнул.
– Как действуем? – спросил Смит.
– В дом не полезем, – сказал Браун, – слишком много прислуги. Полицейский опять же. Поступим так…
Он коротко довел до напарника план.
– Опасно, – покачал головой тот. – Свидетели могут быть. Полицейский вмешается.
– Если сделать быстро, не успеет. Если поднять верх коляски, нас не разглядят. Я в Хайдарабаде так акцию провел. Пока разбирались, поезд увез меня далеко, – Браун усмехнулся. – Единственный опасный свидетель – он! – англичанин указал на дверь, за которой скрылся Тимофей. – Вот его точно увидят и запомнят. Но мы об этом позаботимся. Вернемся в дом, переоденемся, уберем свидетеля и отправимся на вокзал. Там купим билеты в Котлин. Нужный поезд отходит в одиннадцать часов – я узнавал расписание. Дальше – пароход и Лондон.
– Вещи берем?
– Только те, что привезли с собой. В Москву приезжали туристы, они ее и покинули.
– Когда акция? – спросил напарник.
– Завтра…
– Хорошая нам служба досталась! – Прохоров зевнул. – День-деньской катайся в коляске, это не на морозе часами мерзнуть.
– Или на баке в ванной лежать, – добавил Волков, обернувшись с облучка. – Помнишь?
– Да-а… – протянул напарник. – Все бока отлежал, но революционера выследил. Взяли голубчика.
– Я за своим в Одессу скатался, – усмехнулся Волков. – Довел до вокзала, а тот в поезд – прыг! Я – следом, а у самого ни билета, ни багажа. Денег в обрез. Однако не упустил подлеца, в Одессе сдал его полицейским. [82] Евстратий Павлович думал, что меня зарезали – двое суток вестей о себе не подавал.
– Хороший был человек, не жадный, – вздохнул Прохоров. – В зубы даст, если провинишься, зато, если дело сделал, получи наградные. Не скупился. Царство ему небесное! – он перекрестился.
82
Реальные случаи из практики филеров Московского охранного отделения.
Напарник повторил следом.
– Что-то не спешит князь, – сказал Волков, достав из жилетного кармана часы. – Пора б уже.
– Выйдет, – успокоил Прохоров.
– Куда сегодня поедет? – продолжил Волков. – В госпиталь, в Военное министерство? Или в Кремль?
– Нам без разницы, – пожал плечами напарник.
– Не скажи! – возразил Волков. – Если в госпиталь, то надолго. Можно заскочить в трактир, пива выпить.
– А тебе выпью! – погрозил кулаков Прохоров. – Начальник запах унюхает – оштрафует.