Князь Олег
Шрифт:
— А разве нельзя туда посадить Ленка? — спросил Ингварь, знавший, что в Рюриковом городище с делами охраны края справится не каждый.
— По делу бы можно… — нехотя ответил Олег, не зная, как сказать правду княжичу.
— Ты не хочешь? — понял Ингварь. — Из-за Ясочки и внуков?
— Да! Не хочу! Не хочу жить в старости без любимых детей! Я не заслужил этого! Ты столько времени проводил в любви и неге возле Ольги, а я все это время укреплял и расширял наши владения и теперь должен лишиться семьи?
Ингварь побледнел.
— Я не хотел тебя обидеть, дядя, — виновато проговорил он.
— Да кто ты такой, чтоб меня обижать! — снова закричал Олег.
Ингварь смолчал.
Вот она, хмурь Волхова и города на Волхове; города, который основал его отец и где умерли его отец и мать. Как не хотел он плыть сюда! Как оттягивал до последнего
Олег ходил по самой крутой тропе Людиного мыса, зло поглядывая на противоположный берег Волхова, и старался впитать в себя весь бранный дух, которым, как ему казалось, были заражены и река Волхов, и озеро Ильмень, и Славянский холм. «Я вберу в себя всю эту хмурь, бранность и мрачность дум этого края и не позволю им больше гулять на просторе и расстилаться темным туманом по моей Руси! Я превращу в прах любого, кто осмелится дурным словом осквернить мой труд, направленный на укрепление моей Руси! Пусть только хоть кто-нибудь заикнется об этом! Три десятка лет живете без нужды, без кровопролития! Только торг ведете! Ремесла развиваете! Сколько их освоили, побыв со мною у хазар, греков, болгар! А из каких стран здесь не бывали купцы? Разве что из небесных! Чего же ты хочешь еще, Гостомыслово городище? Чтобы те, кто тебя защищает, жили возле тебя на правах робичей? Убью на месте любого, кто скажет мне в лицо сии слова! И вон с дороги, Гостомысловы и Вадимовы отроки, коли думаете, что русичами вы понукать можете! Вспомнить бой на Болоньей пустоши? Тридцать лет прошло с тех пор, как Власко не удержал меча Вадима в своих руках! Кто из вас сейчас способен подобрать сей поржавевший обрубок металла, посрамленный дважды в бою за правое дело? Как вы не поймете, что посрамленным оружием ни честь, ни славу не возвращают! Необходимо ковать новое оружие, закаленное новым духом, духом совместного созидания, духом объединения сил, а не раскола сроднившихся народов! Опомнитесь, словене!.. Отриньте от чуждого духа и укрепляйте общинный дух, расширяя его силой русичей, их любовью и добротой ваших славянских умельцев! Сколько ваших красавиц отдало свои сердца моим воинам! Сколько детей, несущих в своих жилах кровь моего народа, бегает теперь по всей Руси! И я с гордостью говорю о моей Руси, ибо нет здесь клочка земли, которую бы я не полил своим потом. Я сам, своими руками строил здесь заградительные сооружения, клал крепости, латал ладьи, приточал пристани, ковал оружие! Я добывал для вас покой, хотя и пользовался вначале вашим богатством. Но скажите мне положа руки на ваши мудрые сердца: кто кому теперь более должен? Я вам иль наоборот? Когда это ваше городище жило в здравии и спокойствии тридцать лет кряду? Молчите? Стало быть, дух мудрости возобладал над вашей строптивостью! Слава Святовиту! Так, значит, сильна моя правда, которая повелевает ту землю, на которой стоит Рюриково городище и которая вокруг него кормит его поселенцев, отдать в наследственное владение малым князьям до тех пор, пока те защищают вас от злого врага! И не роптать надо на волю мою, а славить ее, ибо никто из вас не осилил бы ни мадьяр, ни хазар, ни греков, пойди они на вас в лихую годину!..»
Так он хотел сказать на Новгородском вече своей
Постаревший Власко с двумя Вадимовыми внуками сидел сгорбившись на своей скамье, с опущенной головой, слушал гордую речь великого князя и старался не показывать ему ни боль души своей, ни слез, медленно и неудержимо стекающих по старческим щекам, стыдясь своего давнего позора.
«Ох, Гостомысл!.. Ох, русичи!.. Ох, гордые, неугомонные, землелюбивые словене! Научитесь принимать то, что есть, с миром и любовью! Не гоните время вспять, не мутите воду ни на Волхове, ни на Ильмене! Рубите вместе с русичами острожки, крепости и ставьте заградительные сооружения по всем богатым дорогам! Мир не знает долгого покоя! Он богами нам не дается! Забудьте о ссорах меж собою! Берегите свою землю от чужого врага! Помните об испытании на крепость!..» Так хотел сказать Власко на этом Новгородском вече в 912 лето, но не сказал ни слова: после речи великого киевского князя слова новгородского боярина показались бы глухим эхом в Болоньей пустоши.
Власко склонил голову еще ниже, но крепко попридержал за локти внуков Радомировны, рвущихся к новгородскому щиту сказать заводное, звонкое слово.
— Посмотрите на рать, охраняющую жизнь великого русского князя Олега, — медленно напомнил Власко своим любимым внукам, на что те возмущенно ответили:
— Ну и что? Ежели сейчас не время, то потом все одно отомстим за смерть своего деда!..
Новгородское вече затихло, и Олег, сидя возле теплой печи в давно знакомой гридне старого Дагара, смотрел, как его жена Руцина вязала своим внукам длинные шерстяные чулки и о чем-то тихо шепталась с Рюриковной.
Стемир внимательно следил за выражением лица своего друга и вдруг сознался себе, что ему не нравится лицо великого князя. Что-то зловеще землистое, темносерое вместе с ядовитой желтизной выплеснулось вдруг на поверхность кожи его лица, и Стемир содрогнулся. Он наклонился к Бастарну и тихо поведал ему о своем беспокойстве.
— Он пришел в этот край, чтобы выпить весь яд его и очистить путь Рюриковичу, — ответил Бастарн.
— Ты не спасешь его?! — удивился Стемир.
— Его ждет тропа богов, и я не имею права задерживать его, — печально ответил Бастарн.
— О чем вы там шепчетесь, мои дорогие сподвижники? — тихо спросил Олег, запустив правую руку под перегибу и поглаживая левую ключицу. — Что-то у меня тут огонь горит, и я бы брусничную настоечку с удовольствием выпил, — сказал он слабым голосом и едва слышно добавил: — Да, зов Рюрика силен! Он опять мне нынче приснился… — проворчал Олег, затем вдруг повалился на скамью грузно, всей спиной и сильно захрипел.
Все заметались возле него и старались хоть чем-нибудь приостановить грозное движение смерти.
Рюриковна принесла ему брусничной настойки.
Руцина распахнула его перегибу.
Ингварь приподнял его голову.
Стемир и Дагар аккуратно подстилали меха под его спину.
Он открыл мутные, покрасневшие глаза и тихо сказал Ингварю:
— Возьми отцову цепь с соколом. Ты… тогда, в бою с тиверцами, потерял ее… а Свенельд нашел… и вернул мне.
Княжич дрожащими руками взял цепь.
— Носи ее и будь верен своему народу… Русичи — это твоя опора во всем, — успел Олег сказать напуганному княжичу, и всем показалось, что они увидели, как душа отделилась от его тела и светлым облачком зависла под потолком гридни.
Женщины тихо заплакали и своим плачем понесли печаль о смерти второго великого князя русичей по всей Земле Русской…
Комментарии
ПЕТРЕЧЕНКО ГАЛИНА ФЕОДОСЬЕВНА родилась в 1942 году в Нижнем Новгороде. В 1968 году окончила историко-филологический факультет Горьковского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. Преподавала в средней школе историю для старших классов. Много лет работает над серией исторических романов, посвященных князьям Древней Руси. Роман «Рюрик», первый в этой серии, уже известен читателю. Вошедший в данный том роман «Князь Олег» публикуется впервые.