Князь Олег
Шрифт:
«…Что в тебе такого, Константинополь, что одна мысль о тебе переворачивает сердце, и ноги прирастают к днищу судна? А ведь ты, царь-город, начинал с того же, что и любой другой: с городьбы и грабежа! Так почему ныне ты мне червоточишь душу и хочешь, чтоб я затаив дыхание только созерцал издали красоту твоих храмов, дворцов и улиц, а обобрать тебя не посмел!
А я оберу тебя, как и прежде! И о милости моей не мечтай! Я столько лет ждал от тебя обещанной дани, да так и не дождался. Теперь ты в моей власти! Теперь конец!.. Звони во все колокола: «Аскольд пришел за данью! И милости лишен его злодейский взор!..» Ну, выводи своих катафрактариев,
— Берег, князь!.. Царьград!..
— Вижу!.. Окружить город со всех сторон! Не страшны нам их цепи! Вывести ладьи на сушу, поставить на колеса и поднять паруса! Всем быть готовыми к штурму! Штурмовать без устали! Пока не пробьем стены и не возьмем город! Передай всем моим военачальникам, чтоб разбили свои отряды на три части и каждую часть бросали в штурм на треть дня!.. Не выпущу я тебя из своих рук, Царьград!..
Первая ночь штурма Константинополя повергла в ужас не только мирных жителей столицы Византии, но и всех защитников города. Кто ожидал, что какая-то несметная дикая орда подойдет к городу не столько с моря, сколько с суши? Правители этого города всегда считали, что любой враг подступает к нему с моря, с северной стороны, где бухта Золотой Рог заманчиво открывала вид на могучие стены, купола роскошных храмов, церквей и монастырей и величавые портики крыш императорских дворцов и где вход в гавань был закрыт огромными цепями. Взять город с суши — невозможно, думали они, ибо метательные машины, установленные на судах, не смогут с разрушительной силой достать врата и стены кремля и сделать свое черное дело, а подойти какой-то армии вплотную к стенам тоже невозможно, ибо перед стенами всего лишь узкая полоска земли. И вдруг как гром среди ясного неба: враг штурмует город по всему кольцу его стен! Как?! Как он мог подойти к стенам?! По суше?! На судах?! Суда поставлены на колеса?! Паруса и колеса?! Все пущено в ход против города?.. До такого мог додуматься только дьявол!
Василий Македонянин сурово поглядывал на своих военачальников и ждал правдивого ответа.
— Царь, мы побеждены, — хмуро ответил адмирал флота патрикий Орифа и стойко выдержал недоуменный взгляд правителя.
Если бы Никита Орифа не был старше царя на целых двадцать лет, то Василий бы разговаривал с ним иначе. Слава знаменитого флотоводца была настолько велика, а опыт его битв с арабами и пиратами был так ценен, что царь не мог не доверять словам самого уважаемого им человека в его армии. Василий еще раз посмотрел на изборожденный морщинами лоб флотоводца и тихо переспросил:
— Наше положение безнадежно?
— Ваше величество, мы же не можем мгновенно поставить всю армию на стены, а флот, как они, на колеса!.. Своими цепями мы закрыли свой флот! И попали в собственную ловушку! Кроме того, их суда стоят вплотную к цепям со стороны Босфора и не дадут выйти нам в море. Использовать огонь — бесполезно, ибо мы скорее сожжем свои суда, чем они позволят спалить свои… Зовите патриарха, ваше величество, ибо Игнатий — это единственный человек, который может спасти столицу.
Василий недоверчиво выслушал этот совет и мрачно проговорил:
— В какое страшное время для страны напали эти изверги! Арабы с павликианами объединились в Малой Азии, морские владения в Средиземноморье вываливаются из рук, булгары недавно прислали письмо, что какой-то язычник смел с их побережья
— Говорят, дух поверженных народов рано или поздно, но оживает и с утроенной силой мстит своим угнетателям за свои обиды, — так же тихо и мрачно ответил Орифа и добавил: — Если это скифы или слове-не, то нам не на что надеяться, царь. Зовите Игнатия! Если царь Борис написал о нападении на него какого-то язычника, то… сдается мне, что это тот самый, который лет пять назад был здесь, заключил договор с Михаилом и Фотием, кажется, был крещен и согласился получать с нас дань, но… так и не дождался ее!.. Это месть Аскольда, царь! Язычники не прощают обмана!
Царь посмотрел на свои скрещенные руки, унизанные браслетами, немного подумал, затем приказал вошедшему слуге позвать Игнатия.
— Наши стены выдержат два дня штурма этого язычника? — спросил царь Орифу.
— Надеетесь на подкрепление с моря, если флотоводец Симеон разобьет арабов и вернется в столицу? — предположил эпарх. — Да, он должен успеть, если не станет усердствовать с арабами, — устало проговорил он, моргая покрасневшими веками и желая одного: немного помолчать.
— Его преосвященство, патриарх Константинопольский! — доложил дворецкий и, поклонившись, уступил место Игнатию.
Игнатий поприветствовал царя и эпарха и обеспокоенно проговорил:
— Похоже, мой освободитель все же явился за данью.
— Похоже! — глухо согласился царь. — Что будем делать? Он все так же дерзостно дик и неугомонен и снова выбрал удобный момент для осады. Готов штурмовать без конца, занял самые выгодные позиции на суше и на море! Этот ваш грозный язычник дьявол во плоти!
— Я думал, он не дойдет до нас… Айлан ведь предупредил о начале его похода два месяца назад, — в раздумье проговорил Игнатий и хмуро спросил: — А ополчение нельзя снарядить и вывести за стены города для разведывательного сражения?
— Если бы вы были помудрее, то вовремя бы создали из крестьян военное подкрепление, — тяжело вздохнул Василий. — А сейчас кого звать и просить? — И вдруг решил: — Отдать город на разграбление язычнику и пусть жители сами от него отбиваются!
— Соберите срочно большой совет динатов, потребуйте от них сбора ценностей для подношения язычнику, а я попробую послать Аскольду свое посольство, начну вести с ним переговоры о торговом и мирном соглашении. Если понадобится, я сам пойду к нему, — заявил патриарх.
— Переговоры с язычником?
— Хоть с дьяволом, во имя спасения города и страны! — со вздохом ответил патриарх. — Этот тщеславный язычник полагается на помощь своих богов: Перуна, Сварога и Святовита. Он не прост, довольно упрям и очень обидчив, он ищет справедливости и может представлять грозную силу для страны. Запал его души заразителен. Воспламеняет дружину, как пламя свечи в засуху стог сена. Думаю, он тот, кто особо нуждается в том, чтобы стать воистину оглашенным в веру Христа!
Василий Македонянин слушал Игнатия с настороженной вдумчивостью.
— Но ведь Фотий пытался уже обратить его и даже в своем «Послании к христианским правителям» поторопился сообщить о том, что варвары с удовольствием променяли язычество на истинную веру, — грустно заметил он. — Это же не остановило Аскольда!
— Раз никто и ничто не может его остановить, то исход один — собирать дань и, не пуская Аскольда в город, откупиться от него. Созывайте динатов, ваше величество! Время не терпит!