Князь вампиров
Шрифт:
Уже через несколько минут мне стало теплее. Я размял закоченевшие пальцы. Потом свернулся калачиком, чтобы волкам было удобнее согревать меня, и зарылся лицом в теплый загривок Руди. Мы лежали так очень долго. Время от времени волки подвигались, чтобы согреть меня со всех сторон. Наконец Гром поднялся и залаял.
Я попытался встать на ноги. Не вышло. Покачал головой и застонал;
— Бесполезно. Не могу.
Волк внимательно посмотрел на меня и вдруг укусил за ягодицу! Взвизгнув, я инстинктивно откатился в сторону. А когда Гром снова двинулся на меня, испуганно вскочил на ноги.
—
Гром тихо гавкнул, куснул меня за ногу и повернул голову в сторону леса. Устало кивнув, я поплелся к деревьям, а волки затрусили рядом.
Идти было тяжело. Обессилевший и закоченевший, я то и дело спотыкался и падал. Но Руди и Гром не позволяли мне сдаться. Каждый раз, когда силы мои были на исходе, они прижимались ко мне, согревали своим дыханием или покусывали — все для того, чтобы я шел дальше. В какой-то момент я просто вцепился в густую шерсть на холке Грома, и он тащил меня по снегу.
Не знаю, по какой причине они со мной так возились. Обычно дикие звери бросают сородичей, у которых нет сил бежать вместе со стаей. Может, помогая мне, они хотели отблагодарить вампиров, которые во время Совета отдают волкам все остатки трапезы. А может, они почувствовали, что я не безнадежен.
Мы шли очень долго, но наконец вышли на поляну. Там я увидел огромную волчью стаю — волков двадцать-тридцать, разных подвидов: по-разному сложены, цвет шерсти отличается. Одни спали, другие играли, третьи ели или вылизывались. Когда я появился на поляне, все с подозрением уставились на меня. Один из волков, крупный, темного окраса, подбежал ко мне, обнюхал и угрожающе зарычал. Шерсть у него на холке встала дыбом. Но Гром вступился за меня и рыкнул на него. Несколько долгих секунд они стояли так, друг против друга, а потом темный отбежал в сторону.
Руди с лаем бросился следом, но Гром коротко рявкнул на волчонка, и тот, поджав хвост, вернулся к нам. Я еще тупо разглядывал волков, а Гром уже подталкивал меня к волчице, которая кормила трех совсем маленьких волчат. Когда мы приблизились, она заслонила волчат лапой и зарычала. Гром заскулил и лег на землю, показывая, что у него мирные намерения.
Волчица успокоилась. Тогда Гром посмотрел ей прямо в глаза. Она гавкнула. Гром обнажил клыки, гавкнул в ответ, царапнул когтями снег прямо перед ее носом и снова посмотрел ей в глаза. Волчица понурила голову, но промолчала. Гром подтолкнул меня, я шлепнулся на землю. Он еще раз ткнулся в меня носом, и я понял, что он имеет в виду.
— Нет! — воспротивился я. Внутри у меня все похолодело. — Ни за что!
Гром зарычал и снова подтолкнул меня. Сил спорить не осталось. К тому же он не так уж плохо придумал: я замерз и так оголодал, что не смог бы сам есть. Гром прав: надо сначала подкрепить силы чем-то теплым, что не надо жевать.
Я лег на живот и подполз к волчице. Осторожно подвинул волчат. Те сперва залаяли, но потом, обнюхав меня, приняли как своего. Я придвинулся к животу волчицы, еще секунду колебался, а потом с глубоким вздохом взял губами набухший от молока сосец и принялся пить.
ГЛАВА 6
Волчица обращалась со мной так же, как и со своими тремя волчатами.
Скоро я пошел на поправку, и тут у меня стали болеть многочисленные порезы и ушибы. Все мое тело покрывали синяки. Порезы оказались не очень глубокими, к тому же они быстро затянулись из-за холода, но болели они ужасно. Я мечтал о целебной паутине, которую доставал для меня Себа.
Чем больше я думал о своем страшном путешествии через всю Гору, тем невероятней оно мне казалось. Неужели я на самом деле сумел сделать это или мне все приснилось? Если бы не боль, я бы скорее поверил во второе, но во сне не бывает больно, значит, все произошло на самом деле.
Еще невероятнее было то, что я не проломил себе череп, не повредил позвоночник. Правда, я сломал три пальца на левой руке, и на правой большой палец торчал как-то странно, а еще левая щиколотка сильно опухла и напоминала теперь огромный красный шар. Однако опасного ничего не было. Главное — двигались руки и ноги. Можно сказать, что я еще удивительно легко отделался.
Шли дни. Время от времени я осматривал свои раны и переломы. Я все еще спал, прижавшись к волчице, и сосал ее молоко, но теперь вставал и изредка совершал небольшие прогулки, а порой даже разминал неслушавшиеся конечности. Левая щиколотка ужасно болела, но постепенно опухоль сошла, и вскоре нога стала такой же, как и раньше.
По мере того как постепенно возвращались мои силы, Гром начал носить мне мясо и ягоды. Сначала я не мог много съесть, но пил достаточно крови у мелких зверушек, которых он ловил для меня. Очень быстро мой аппетит возрос.
Руди проводил со мной много времени. Ему ужасно нравилась моя лысая голова — мне пришлось постричься наголо после того, как волосы опалило огнем во время одного из испытаний. Он вечно так и норовил облизать мою голову и потереться об нее то своим подбородком, то носом.
Через четыре дня (а может, пять или шесть — я потерял счет времени) волки перебрались на другое место. Идти было не близко — километров семь, я плелся в самом хвосте. Гром, Руди и волчица, кормившая меня своим молоком (теперь она считала меня одним из своих волчат и относилась ко мне так же, как и к ним), помогали мне, как могли.
Конечно, этот путь дался мне непросто, но, судя по всему, такая разминка пошла мне на пользу, потому что, проснувшись на следующий вечер после перехода, я почувствовал, что силы окончательно вернулись ко мне. Даже самые страшные синяки прошли, порезы затянулись, щиколотка больше не беспокоила, и, главное, я мог нормально есть.
В ту ночь я отправился на охоту вместе с волками. И хотя еще был не в состоянии передвигаться так же быстро, как они, но все-таки умудрился помочь им убить старого оленя, которого они выслеживали. Приятно было что-то сделать для тех, кому обязан жизнью, поэтому большую часть своей доли мяса я отдал волчице с волчатами.