Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
— Пусть не страшится моего гнева, — ответил он. — Его дом и его земли уцелеют. Это я тебя мог принудить… но не он. Если допустила его к своему телу, то лишь по любви. Отпускаю я тебя, Рогнеда.
Ей показалось, что ослышалась. А девка превратилась в сплошной разинутый рот.
— Что значит… отпускаешь? — переспросила Рогнеда. — Душу мою?
— И тело, — сказал он. — Кончилась твоя неволя, твое заточение. Бери все, что захочешь. Бери с собой своих людей, что служили тебе верно. Я выделяю тебе дом в Полоцке. А не хочешь, возьми денег из скарбницы, купи сама. Где захочешь. И пусть твой…
Он отступил к двери, но Рогнеда протянула к нему дрожащие руки. Глаза ее были округлившиеся:
— Это твоя новая шутка?
— Рогнеда, — сказал он, и она впервые заметила в его суровом лице что-то иное, преобразившее жестокого князя. В глазах пылал огонь, там были мука и нетерпение. — Прости меня, Рогнеда!
Несколько долгих мгновений она смотрела на него. Краска медленно окрасила ее бледные щеки. Глаза ожили, она все еще была хороша, даже прекрасна, сохранившая тонкий стан, гордый взгляд и девичью поступь.
— Ты странно говоришь, — промолвила она, — и я не понимаю твоих поступков… но я благодарю тебя. Ты сейчас выше, чем человек.
Она сделал движение, словно хотела обнять его, жест был непроизвольный, обняла бы по-братски, но Владимир лишь кивнул и отступил. В глазах сенной девки были страх и неимоверное облегчение.
Спускаясь по лестнице, он подумал, что и Юлию сегодня же отпустит обратно в монастырь. Тот самый, из которого ее увели силой. В память о ней останется маленький Святополк, которого он всего дважды успел подержать на руках, отец называется… Остальных жен — на черта ему было столько? — и тысячу наложниц отпустит прямо сейчас. Пусть каждой из жен останется дом, в котором живет, люди, земли, если таковые им дал, а наложницам дать каждой по серебряной гривне и отпустить с ее скарбом на волю.
Зачем ему все женщины мира, когда появилась надежда взять в руки… нет, преклонить колено перед своей единственной?
Василий с горечью смотрел на Анну. Редко волей богов появляется на белом свете такой редкостный цветок. Разве что для того, чтобы напомнить, что то, что видят глаза людей — еще не все. На небесах красота еще выше, но попадает на землю раз в тысячу лет. Ему повезло, сам лицом не удался, зато о его сестренке слава идет по всему свету.
— Анна, я даже не решаюсь тебе сказать…
— Что? Что случилось?
Он прошептал раздавленно:
— Великий князь Руси требует тебя в жены.
Ее соболиные брови взлетели:
— Но он уже требовал и раньше?
— Да, но тогда мы могли тянуть время, уклоняться, ни «да», ни «нет»…
— Господи спаси! Неужели на этот раз…
— Увы, так. Мощь Руси постоянно растет. Особенно быстро и опасно выросла в последние годы. Теперь я не сомневаюсь, что удар, от которого империя рухнет, будет нанесен в самое ближайшее время! Русь сосредотачивается. И нанесет удар именно этот расчетливый и жестокий властелин больших армий.
Она слушала внимательно, ее сердце начало стучать чаще. Странно, она еще не ощутила ни страха, ни отвращения. Только сильное возбуждение, будто скакала навстречу ветру на горячем коне.
— Мы… отказать ему не можем?
Он смотрел умоляюще:
— Анна, ты знаешь как я тебя люблю! Я лучше бы отрезал себе руку… или
— Зачем? — спросила она, хотя подозревала ответ.
Василий кивнул:
— Ты догадываешься. Он сразу породнится с двумя могущественными императорами. Восточно-Римским и германским. Сейчас фактически три могучие силы в Европе и мире: Восточно-Римская империя, Германия и Русь. А так все три будут равны и официально… Но выполнив это все, а отказать не можем
— мы на краю гибели, все-таки можем подготовить ему ловушку. Анна, при удачном стечении обстоятельств… мы можем навсегда отвести угрозу от нашей страны!
Ее сердце забилось еще чаще. Несмотря на страх, Анна вздохнула с облегчением. Вот оно! То, для чего родилась, для чего готовилась. Она готова отдать свою жизнь за жизнь своего народа. Готова принести себя в жертву. Даже, если ее не внесут в житие святых мучениц или женщин-героинь, вроде Юдифи, все же ее жизнь не будет напрасна.
С удивившим Василия спокойствием она сказала:
— Говори. В чем твой план?
Он сказал осторожно:
— Может быть, ты не совсем поняла…
— Поняла, — ответила она твердо, огонек жертвенности разгорелся в ее глазах ярче. — Я пойду за варварского князя, если это поможет моей стране. Но если это как-то спасет ее от набегов… тем более, от разрушения, то я готова умереть в любых муках!
Он с горячностью обнял ее, крепко-крепко прижал к груди. Она ощутила как на волосы капнуло горячее. Переждала, давая царственному брату утереть слезы.
— Это вряд ли потребуется, — сказал он наконец. — Хоть план прост, но осуществить его надо очень деликатно… Иначе все рухнет. Русь все еще не приняла ни одну из мировых религий. Сам великий князь, как нам стало известно, недавно принял ислам. В его дружине есть воины ислама, есть иудаисты, есть христиане… Надо убедить его взять веру Христа! Сейчас наши люди на Руси всеми косвенными способами убеждают его в необходимости принять именно Христа. Не для себя, пусть остается Мухаммедом, как дали ему имя, но для Руси надо навязать веру Христа! Тогда мы одним ударом превратим Русь в своего вассала, ибо патриарх константинопольский лижет мне сапоги. Мы вытравим воинственный дух язычников, навяжем им пассивность и покорность божьей воле… Такой народ уже не пойдет на Константинополь!
Такой народ, подумал он с жестокой усмешкой, уже никуда не пойдет.
Владимир двинул огромное войско на помощь Василию. Опускался на ладьях и вел конное войско по берегам Днепра, а у порогов свернул на Тьмутаракань. Оттуда отправил отборный шеститысячный отряд Василию, а сам повел остальное войско на Кавказ.
Перевалив через горный хребет, он расположился на берегах Куры, перекрыв все дороги. Там он получил вести, что Войдан вовремя привел своих воинов на соединение с хризопольской армией, дал сутки отдохнуть, и затем всей массой обрушился на войска Варда Фоки. Фока, опытный полководец, ничего не мог сделать, появление русских войск было чересчур неожиданным. Разгром был страшным, Фока бежал, в отчаянии ждал обещанной помощи от грузинского царя Давида.