Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
Он умолк, задержал дыхание. Наступила тяжелая тишина. Сыновья хана грозно сопели, бросали ненавидящие взгляды. Когда Владимир закончил, один подпрыгнул как ужаленный змеей, ухватился за рукоять сабли, закричал злым гортанным голосом. Второй вытащил нож и впился в горло Владимира безумными глазами.
Хан несколько мгновений пристально смотрел в лицо киевского князя. Губы дрогнули, на лбу глубокие складки стали еще глубже.
— Ты молод, — сказал он медленно, — но зрел умом. Хотел бы, чтобы мои дети были похожи на тебя.
Один из сыновей с проклятьем отшвырнул полог, затрещало, выбежал. Слышно было, как заржал конь, затем донесся дробный стук копыт. Второй спрятал нож, задвинул саблю в ножны, сел, глядя на киевского князя
Владимир сказал осторожно:
— Похоже, мои слова не были для тебя неожиданностью?
— Ты удивлен, — ответил хан с печальной усмешкой. — Это головы моих людей заняты заботой, как накормить коней, где найти воду, где купить соли… а я, которому еду приносят в шатер, могу думать о племени. Обо всем моем народе. И, конечно же, думал и о земле, и о рыбачестве… в юности я видел море, знавал народы моря, что живут лишь ловлей рыбы… я думал, думал, думал. Даже мои дети не знают, о чем я думал, ибо мысли бывают дикими и настолько глупыми, что я умер бы от стыда, узнай их кто. Ты князь, сам знаешь. И лучше всего, похоже, это осесть на землю. Многие народы, прежде кочевые, так делают… или исчезают. Но где сесть? Земли уже заняты. И местные племена берегут их ревниво.
Его старческие глаза смотрели с надеждой. Владимир сказал осторожно:
— Пока что земель у нас свободных немало. Но, чтобы не возникло распрей, надо сразу заключить ряд, а потом объявить его народу. Мол, печенеги осядут на этой реке, будут охранять Русь с этой стороны, не дадут перейти ее никаким врагам Руси, а буде сунутся — вступят в бой, не дожидаясь подхода войска из Киева или других земель Руси. Это сразу помирит славян с вами, ибо будете не только жрать плоды земли, но и защищать ее плечо к плечу!
Хан хитро улыбнулся:
— Ну, защищать придется не плечо к плечу, а нам вступать в бой первыми… но ты прав. Мы чем-то должны заплатить больше, чем местные. Однако, как это объявить народу? Нас поднимут на копья.
Владимир ответил ему прямым взглядом:
— Думаю, у тебя тоже есть умельцы как задурить головы. Да так, что народ будет в задницу целовать как благодетеля. Коим ты на самом деле и будешь. Но подать надо не как спасение от голода, иные из гордости предпочтут и вовсе помереть, а что-то приплести о ратной славе, доблести предков, зове богов… Песенников заставь поработать! Вот они орут о том, как славно сгинуть в бою, как горячею кровью омыть… Это сейчас так надо, понятно. Но теперь пусть поют, что высшая доблесть — в тяжком труде, копанье в навозе, еще надо землю пахать и на колени перед князем падать… Умелой песней простого человека можно на любую дурь толкнуть! Как и на благое дело.
Уже рано утром, когда Владимир, провожаемый ханом и его сыном, откинул полог, хан спросил невесело:
— Но что будет с моим народом? Останется ли само имя печенегов?
— Лишь богам это видно, — ответил Владимир сумрачно. Самого раздражало, что кому-то, пусть богам, видно дальше. — Но так ли это важно? Поляне, дрягва, печенеги, савиры, торки, берендеи — что есть имена? Всем нужен хлеб, чистая вода, синее небо. Все имеют право на счастье.
Жаркое солнце светило с синего неба, светило печенегам, полянам, киевским русичам. Уже садясь на коня, Владимир подумал запоздало, что можно бы сослаться на таких же кочевников, как печенеги, конных болгар. Те, черноволосые и узкоглазые, осели на землях славянских чуть южнее, тоже слезли с коней и начали распахивать земельку. Имя их не только осталось, но и дало название всему новому царству. Даже сами местные славяне постепенно стали зваться болгарами.
Правда, еще раньше, точно так же победно вторглась в земли латинян дружина героя Энея, разбила местных, покорила, одела ярмо, сам Эней взял в жены дочь царя покоренных латинян, основал династию царей, от которой пошли великие римские цезари… но от троянцев не осталось ни языка, ни имени!
Догнав войско, он не распространялся о тайном договоре с ханом
Русский град Корсунь, или по-гречески Херсонес, был неприступной крепостью как для конных орд кочевников, так и для огромных войск северных соседей. Его нельзя было взять даже с моря: высокие башни и стены вырастали прямо из воды. Сам город теснился между двумя заливами, а мыс выдавался далеко в море. Там всегда стояли боевые корабли Римской империи, готовые придти городу на помощь.
Город настолько прочно всажен между двумя заливами, что кажется будто вырастает из воды. Лишь с запада его связывает с остальным миром узкая полоска суши. Здесь особенно прочные стены. Кажется, древние великаны громоздили эти чудовищные каменные глыбы…
Но и со стороны моря видно сквозь чистейшую прозрачную воду чудовищные глыбы, уходят на немыслимую глубину, будто их укладывали подводные боги, ибо не в силах человеческих так точно и плотно укладывать плиты на глубине, куда не всякая рыба рискнет опуститься. Внутри город окружен другой стеной, первой. Такая же несокрушимая, только более древняя, когда-то окружала город, но тот разросся, выплеснулся за стены. Там выросли дома не только бедноты, но и богатых граждан. Были построены склады, сараи, потому городские власти распорядились поставить другую стену, благодаря которой город и выступает теперь прямо из моря…
Далекие предки ныне живущих херсонитов выстроили эту стену, а последние поколения ничто не прибавили в городе. Разве что разрушали, особенно когда прежних хозяев-греков сменили нынешние ромеи. Эти разрушили прекрасные греческие храмы, мол, языческие, разбили молотами мраморные статуи и пережгли на известь, опять же дабы не славили здесь языческих богов, а мраморными плитами из дворцов прежних правителей и богатых людей устлали полы своих домов.
Но и сейчас, во времена базилевса Василия, что запретил городу чеканить свою монету и низвел до простого торгового города с севером, Херсонес оставался городом прекрасным и удивительным. Особенно для народов степей и лесов, где только и видели, что кибитки на колесах, либо просторные терема из бревен.
Стена упирается в синее-синее небо, а толстая настолько, что четверо воинов идут бок-о-бок, не задевая один другого. А сторожевые башни, где могут накапливаться войска, идут так часто, что стена кажется лишь короткой перемычкой между ними. Ворота в башнях из толстого мореного дуба, скреплены широкими железными полосами. В каждой башне таких ворот двое: внешние и внутренние. Первые от вторых отстоят далеко, можно впустить большой отряд, опустить за ними ворота и, не открывая ворота в город, тщательно проверить, выспросить, обыскать… И все это под прицелом укрытых лучников и копьеметателей, когда доспехи не спасут. Ворота же, как внутренние, так и внешние, расшибать бесполезно: за ними падают железные катаракты, усеянные острейшими, как бритвы, шипами…
Ладьи под покровом ночи вошли в залив. Сотни ромейских кораблей стояли со спущенными парусами. Нападения руссов еще не ждали, а огромные железные цепи, которыми перегораживали залив, лежали на дне.
— Остановить корабли, — велел Владимир. — Ждать сигнала.
— Княже, тебе бы остаться с войском, — сказал Войдан с неудовольствием. — Больно ты шумный.
— За вами нужен глаз да глаз, — отпарировал Владимир. — Еще заснете, либо сразу по херсонским бабам…
Около полусотни русских кораблей, внезапно подняв паруса, вошли в залив и сразу устремились к сторожевым башням, что стояли на краях залива. На ромейских кораблях проснулись только, ощутив острия чужих мечей. В башни удалось ворваться раньше, чем сонная стража ухватилась за огромные вороты. Бой был лютый, но короткий. Цепи только зашевелились на дне, но уже пали последние защитники башен. Русы повернули вороты, цепи снова легли на дно, и сотни русских кораблей уже открыто вошли в гавань.