Князь Владимир
Шрифт:
Ночью вартовые часто били тревогу. Чудилось, что новгородцы уже взбираются на башни, разбивают ворота. Впрочем, Владимир на самом деле велел тревожить защитников, изматывать ложными приступами. Для этого целый отряд в потемках скользил под стенами, нарочито позванивал оружием.
Прошла еще неделя, вторая от начала осады. Под утро крупный отряд из Роденя пытался пробиться к воде, но был истреблен. Взятые в полон двое израненных дружинников сказали, что в крепости нет воды. Иссякает последний родник, войско страдает
– Что говорят о сдаче? – допытывался Владимир.
– Не ведаем… – прохрипел дружинник.
Его утащили, за ним оставался кровавый след. Владимир повернулся к Роденю. Закатное солнце освещало зубчатые башни, те казались залитыми кровью.
Еще через три дня утром к Владимиру вбежал Кремень. Лицо его расплывалось в довольной усмешке.
– Посольство из Роденя!
Владимир всмотрелся в его довольное лицо:
– Чего ржешь? Никак сам Блуд пожаловал?
– Как в воду смотришь, княже.
– Зови.
Кремень метнулся к двери. Он слегка прихрамывал, но в движениях оставался так же быстр, как и до посылки его в Киев для переговоров с Блудом. И так же предан.
Что-то шевельнулось в душе Владимира. Он бросил вдогонку:
– Когда приведешь, останешься. Твой знакомый как-никак.
Кремень обернулся, обезображенное шрамами лицо прояснилось.
– Спасибо, княже.
Блуд вошел в сопровождении двух гридней Владимира. Повинуясь знаку князя, оба неслышно исчезли. Блуд вопросительно оглянулся на Кременя, посмотрел на князя. Владимир сказал весело:
– Это моя правая рука, старший гридень Кремень… Ничего без него не решаю! Ну, с чем пожаловал? Погодь малость, сейчас принесут поесть.
Блуд с неудовольствием отвел взгляд от вспыхнувшего гордостью Кременя:
– Ярополк готов сдаться. Уже кошек и собак пожрали, воробьев и ворон бьем…
– Птичек-то пошто обижать? – удивился Владимир насмешливо.
– Жрать-то надобно.
– Так сдавайтесь, – ухмыльнулся Владимир. – Будет вам жратаньки.
Блуд сказал устало:
– На твою милость?
– А почему нет?
– На это не пойдут. Ни Ярополк, ни его дружина. Княже, с Ярополком дружина великого Святослава! Ее никто не побеждал, даже ромейский император Цимихсий заключил мир, снабдил продовольствием и с почетом проводил до самой границы! Тебе пока помогают боги…
Владимир сказал грубо:
– Боги помогают сильным. А слабых да ленивых они просто ненавидят. Только и ждут случая, чтобы зничтожить!
Блуд покачал головой:
– Значит, не хочешь говорить о мире?
Из двух дверей пошли рядами гридни, держа на широченных подносах, похожих на щиты для пеших, роскошные блюда. Комната наполнилась запахами жареного мяса, печеного
Ели в молчании. Владимир трапезовал неспешно, чтобы дать Блуду поесть вволю. Тот пробовал есть степенно, но вскоре хватал с подносов обеими руками, на зубах трещали кости, он глотал их тоже, а голодный блеск все не гас.
Когда принесли хмельной мед, Владимир сказал сыто:
– Сам видишь, когда так едим и пьем, то на рожон лезть неохота. Это вам уже все одно. А мы сами хотим мира… Но мои условия мира могут вам показаться… твердоватыми, как это мясо.
Блуд дышал тяжело, пояс распустил весь, еда едва не лезла из ушей.
– Не покажется, княже. Да и мясо вовсе не жесткое, зря винишь повара. Ярополк готов сдаться на твой суд. Просил лишь не зверствовать над его дружиной. Воины исполняли его волю. Да и Родень просит не разорять.
Кремень сказал предостерегающе:
– Там есть такие, кого стоит повесить прямо на городских воротах!
Владимир похлопал его по плечу, успокаивая, а Блуду сказал легко:
– Сам знаешь, эти условия приму. Зачем мстить дружине, если она станет моей? А Родень – крепость, защита от Степи. Последний дурень я бы был, причини ей вред! А вас не дурень сюда загнал, так ведь?
– Не дурень, – согласился Блуд. Он оглянулся по сторонам, сказал, понизив голос: – Но тебе здорово помогли. Не так ли, княже?
Владимир ухмыльнулся:
– Не ты один.
Глаза Блуда из сытых и масленых стали острыми.
– То-то я чувствовал еще чью-то руку…
– И не одну, верно?
– А кто был… еще?
Вместо ответа Владимир повернулся к Кременю:
– Кликни, чтобы теперь принесли и вина! Да хмельного меда не забудь еще кувшин. У воеводы пересохло горло, да и нам не мешает обмыть окончание войны. Кабанчика сожрали, теперь сожрем и Родень.
Ярополк сидел в светлице, писал. Юлия держалась на лавочке у стены, прямая и неподвижная. Варяжко раздраженно метался из угла в угол, хромал сильнее, подволакивал ногу.
– Что ты замыслил, княже? – спросил он яростно. – На погибель идешь?
Ярополк ответил сумрачно:
– Раз уж сумел пробраться и обратно, себе на погибель, то хоть теперь сядь, не мельтеши.
– На погибель! – вскрикнул Варяжко.
– Другого выхода не вижу.
– Прорваться!
– И положить костьми половину дружины еще в воротах? Мы и тут опоздали. К тому же теперь все пешие… Далеко ли уйдем?
Варяжко сказал громовым голосом:
– Воины для того и живут, для того рождаются, чтобы вот так со славой… Зато потом о нас… о таких, как мы, слагают песни!