Князь Владимир
Шрифт:
– Дедовской славой побряцать?
– Славой! Но стрелы летят и с другой стороны, а мечи есть не только у нас. Любая война – слабость. К ней стоит прибегать лишь в том случае, когда все другие пути исчерпаны. Мы должны побеждать без войны. Понял? Побеждать без войны. Это и есть путь Руси.
Сувор кивнул. Князь нередко высказывал ему мысли вслух, оттачивал, как кузнец лезвие меча, проверял, затем употреблял где-то в других сражениях.
– Такого пути еще нет, – возразил он.
– Будет! Когда человек воюет – он дичает. Превращается в зверя.
Борис явился споро. Сна не было в его лице. С ним вошел запах кавы. Похоже, он коротал ночь с чашкой кавы сам. С порога окинул Владимира пытливым взором:
– Приветствую тебя, отпрыск древних царей…
Владимир отмахнулся:
– Волхв, ты начал заговариваться. Аль оскорбить хочешь?
– Княже! – сказал Борис с укором.
– По отцу я древен, а вот по матери? Говорят же, что дочь идет в отца, а сын в мать… Все, кто знал мою мать, говорят, что я в нее. А кто она?
Борис сел за стол, пожал плечами:
– Говорят, дочь древлянского князя Мала. Когда Ольга разорила Искоростень, то убила Мала, а дочь взяла в рабыни!
Владимир кивнул, но голос был безжалостным:
– Но говорят также, что Малка – жидовка, которую отец привез из разгромленной Хазарии. Как он же привез затем из похода пленную монашку и отдал ее в жены Ярополку! А привел мою мать потому, что она – дочь богатого раввина, тот мог дать большой выкуп… но в разграбленной Хазарии уже некому было выкупать своих пленников, вот и осталась Малка на Руси…
– Княже…
– Не нравится?
– Зато твои дела велики, княже.
Владимир досадливо отмахнулся:
– Какие дела? Как пес драчливый, расчищал место для себя, старался урвать кусок поболее… Разве для этого жив человек? Ладно, Борис. Поговори со мной о делах богов. Что-то я последнее время стал ими шибко интересоваться. Сам не знаю почему.
– Да? – удивился Борис. – А мне показалось, что наоборот. Ты намеревался сам приносить жертвы и резать младенцев!
– Не успел, – признался Владимир. – А потом было не до младенцев, не до богов. Сейчас же что-то с богами не то. Или это я сам не то.
– Почему, княже?
– Раньше боги были тем, к чему я стремился. Могучие, сильные, красивые. Или как Ярило, наделенные такой ярой силой, что можно бы за одну купальскую ночь обойти всех девок в поре и забрюхатить… Но это был другой Владимир, который еще не стал великим князем. И боги были богами того Владимира. Сейчас я жажду от богов иного…
– Ну-ну, говори. Я волхв. Перед волхвами и лекарями говорят все.
– Я не знаю, чего жду. Но мне мало, что боги всего лишь сильнее меня, быстрее или даже умнее! Мне надо, чтобы они были выше.
– Как?
Владимир в раздражении и бессилии стукнул кулаком по столу. Чара с кавой подпрыгнула, Борис поймал на лету, поставил обратно, даже не поморщился, когда горячая
– Если бы я сам знал!
Борис сказал негромко:
– Боги являются не сами. Богов выбирают, затем призывают. А уже боги распространяют свои нравы среди принявшего их народа. Это они ответственны за возвышение своего народа, как и за его падение. Вон боги эллинов довели до падения, как затем и доблестный Рим, безрассудно принявший их богов…
Владимир вскинул брови:
– Богов?
– Ну разве что имена поменяли. Геракла – на Геркулеса, Зевса – на Юпитера, Арея на Марса… Но все они только тем и занимались, что постыдной похотью. Аполлон имел сыновей за шестьдесят душ, Марс – двадцать пять, Меркурий – осьмнадцать, Нептун – тридцать, а другие олимпийские боги от них не отставали. Юпитер так вовсе вроде тебя не мог пройти мимо хоть одной девки с выменем. Хоть в неприступную башню ее посади, и там достанет, козел похотливый! Это я о Юпитере, не о тебе.
– Спасибо, – пробормотал Владимир.
– Лишь от олимпийских богов сыновей было тридцать тысяч голов, не считая дочерей! Вот такие боги погубили Грецию, потом – Рим.
– Почему именно боги?
– Каковы боги, таков и народ. В похоти богов народ находит и свое оправдание. Если боги так себя ведут, то и нас тому учат! Похоть зашла так далеко, что римский сенат учредил даже цензуру нравов. Увы, не помогло. Рим пал под натиском варваров, у которых бог был строг и нещаден.
– Один?
– Нет, уже Христос. Те германцы уже приняли веру Христа.
Владимир нахмурился. Веру Христа не любил и презирал. Но чем-то она сильна, если столько народов уже ее приняли.
– Может быть, – сказал он осторожно, – что у нас богов много, но Христос один? Или что-то странное в трех лицах?
Сувор принес две чашки горячей кавы, медовые соты на широком блюде. Борис неспешно отхлебнул, прислушался, кивнул удовлетворенно:
– Хорошо заваривает… Это тоже надо уметь. Княже, наша старая как раз и была в единого бога Трояна. В дальних землях до сей поры только ему требы справляют, жертвы приносят. Троян – это трое в одном. Солнце – это Ян, а три Яна – три Солнца, от взора которых ничто не укроется: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем… Бог Солнца тройной, триединый, словно три бога в одном, но это не три бога, а трое в одном: отец, сын и светлая душа!
– Не понял, – признался Владимир. Он ощутил, как от напряжения заныли виски. – У бога Триглава тоже три головы, и он тоже бог солнца. Головы его означают три царства: небо, земля, подземный мир… Так?
– Наши западные братья… как и все полабы, дают такое толкование нашему солнечному богу. Но мы знаем древнюю мудрость, а она гласит: в словах «Троян» – это бог всех восточных славян, «Триглав» – это полабский, «Тримурти» – бог индусов, куда его занесли наши предки во время великого похода в Индию, – во всех этих словах главное – три. Три, ибо солнечная сила бога во всех трех временах года: весне, лете, зиме!