Князь Воротынский
Шрифт:
Еще последняя смена воинов добивала остатки загона, а уже запылали костры под большущими казанами, на вертела насаживались дышавшие еще теплом туши сайгаков и жеребчиков, освежеванных быстро и умело; появились полные бурдюки с кумысом и доброй водкой-бузой, приготовленной из пшена – пир начинался при свете факелов.
И вот, ближе к полуночи, когда у ханского достархана придворные его начали не только возносить до неба меткость стрел ханских на охоте, но и предрекать ему славу чингисхановскую, славу завоевателя Вселенной, Дивей-мурза поднял пиалу с бузой.
– Верно говорят, мой хан, ваши славные советники, ваши нойоны. Повелите, о, могущественный хан, и многие земли лягут под копыта вашего иноходца. Первой такой землей должна стать земля гяуров, извечных данников Золотой Орды, единственным продолжателем славных дел которой являетесь вы, славный хан, да продлит Аллах годы вашего царствования. Вам, мой повелитель, донесли о коварных замыслах раба вашего, князя Ивана, вы захотели иметь подтверждение и повелели мне, слуге верному вашему, доставить их. Я исполнил ващу волю.
Дивей-мурза махнул рукой, и тут же в полусотне метров от девлетгиреевского достархана вспыхнуло десятка два факелов, осветив пароконку с впряженными в нее стрельцами – камчи со свистом хлестнули по спинам несчастных, и повозка, тяжелая, груженая, надрывно тронулась и медленно стала приближаться к пирующим вельможам. Даже в неярком свете факелов было видно, как вспыхнули завистью взоры многих сановников. Да, эффект был потрясающий. Дивей-мурза, гордый собой, ждал, когда повозка приблизится, затем, взмахом руки остановив ее, продолжил свою речь:
– Вы сами, мой повелитель, сможете убедиться, что посылает раб ваш, князь Иван, казакам.
Девлет-Гирей, отхлебнув бузы и закусив куском сайгачины, с трудом поднялся и, покачиваясь, пошагал к пароконке. Нукеры поспешно откинули холстину, и глаза хана налились кровью.
– О, коварный, хотевший называться братом! Мы заставим тебя, князь Иван, слизывать пыль с наших сапог.
– Повелите, светлый хан, своим туменам, как окончится пир, направить морды коней на Москву, – вкрадчиво вплел Дивей-мурза свой совет в гневный всплеск ханский. – Успех обеспечен. Вы, мой повелитель, переправитесь через Оку раньше, чем подойдут к ней на летнее стояние русские полки. Мы налетим внезапно и сделаем то, что сделали в свое время Мухаммед-Гирей и брат его Сагиб-Гирей, надолго подрубив крылья князьям московским. Аллах благословит нас на священный поход против гяуров, и мы вашей крепкой рукой разрушим Москву, обретем большое богатство, много пленных. Князь Иван признает себя вашим, мой повелитель, рабом…
– Да будет так! Такова моя воля! Такова воля Аллаха!
Дальше все шло так стремительно, что ни ципцан, ни нойон, верные друзья Воротынского, не посчитали даже возможным хоть как-то оповестить своего русского друга. Когда рать выходит в поход, впереди ее рыскает множество разъездов, которые вполне могут перехватить гонцов, а оправдан ли риск, вот в чем главная суть. Нет, не оправдан. Ну, пусть на несколько дней раньше получит князь Воротынский весть, все одно, он даже не успеет оповестить всех воевод крепостей на реке Оке, как тумены Девлет-Гирея начнут переправу через нее.
Поход стремительный, без тяжелого снаряжения, без обременительного обоза. Даже караваны верблюдов и вьючных лошадей выйдут позже, лишь через несколько дней, и своих обычных для приема пленников и награбленного мест достигнут тогда, когда Девлет-Гирей подступится уже к Москве.
Совет Дивей-мурзы был еще и тем хорош для хана, что он действительно давал возможность крымским туменам выйти к переправам через Оку раньше того, как русские полки займут свои ежегодные станы и изготовятся ждать возможного вторжения татар. Так, собственно, и вышло. Когда Девлет-Гирей подвел к Оке стотысячное свое войско (несколькими крыльями), полки русские еще шли к Коломне, к Тарусе, к Кашире, и только сам царь Иван Васильевич с опричным полком встал уже в Серпухове. На подходе к нему находился и Большой полк. Когда Девлет-Гирей подступал к Туле, серпуховчане Русин и Тишков, бежавшие от зверств царя своего, сообщили об этом хану, ничего не скрывая. Убеждали того, что рати у царя очень мало, а что города русские опустошены мором и голодом, и царь не сможет быстро получить помощь. Они надеялись, что крымский хан окружит Серпухов, пленит, а то и лишит жизни царя-кровопийцу; Девлет-Гирей, однако, не очень-то поверил перебежчикам, посчитав, что они просто-напросто хотят замедлить его стремительный бег, дать возможность Москве подготовиться к обороне. Он решил обойти Серпухов, раз там уже находится рать. Что сделает Серпухов, если падет Москва?!
Мог бы Иван Васильевич встретить своим опричным и Большим полками передовые отряды крымских войск, задержать их на день-другой, а к тому времени подоспели бы все остальные полки к месту сражения, Правой руки совсем находился рядом, в дневном переходе. Левой руки – в двухдневном переходе; почти вместе с ним подтянулся бы и Передовой. Сторожевой бы тоже не надолго от них отстал. Вот и набралась бы изрядная сила, способная встать стеной; но Иван Васильевич давно был не тем царем, для кого благо государства ставилось выше личной безопасности, как было это в молодые его годы, он даже не подумал о встрече крымцев, а кинулся наутек со своими опричниками в Александровскую слободу, но даже и там не остался и ускакал еще дальше – в Ярославль.
Главный же воевода не нашел ничего лучшего, как повернуть все полки к Москве, чтобы там встретить татарское войско и дать ему бой. Расчет, в общем-то, был верный: пока крымцы переправятся, полки успеют вернуться и занять оборону на выгодном рубеже.
Они и в самом деле успели, но, как оказалось, собрались не на славный бой, а на бесславную гибель. И виновником этого стал главный воевода князь Иван Вельский. Он почему-то решил встретить крымские тумены не перед царственным градом, выбрав для этого ладное место, а в самой Москве.
И в этом, казалось бы, на первый взгляд, главный воевода был прав: втрое меньше русских войск, чем татарских, к тому же татарские ратники не мастаки вести бои на улицах, где каждый дом становится крепостью; но эта выгода стала бы выгодой, не будь Скородум, Белый город да и многие дома Китай-города деревянными. Вот этого-то и не взял в расчет князь Иван Вельский, и никто из воевод его не поправил. Все с готовностью принялись распределять ратникам участки обороны. Сам князь Иван Вельский и второй воевода Большого полка Морозов встали на Варламовской улице. Выбором позиции для Большого полка послужило и то, что на Варламовской находился дворец главного воеводы, где он и поставил быть ставке своей.
Князья Мстиславские и Шереметев с полком Правой руки изготовились к встрече крымцев на Якиманской; князь Владимир Воротынский и воевода Татев получили участок обороны на Таганском лугу против Крутил; а опричный дворянин Темкин с дружиной опричников расположился на Неглинной.
У русских полков в достатке было рушниц, пищалей (особенно много полевых, на колесах, что давало возможность маневрировать в ходе боя) и огнезапаса к ним, так что не хлеб и соль ждали татар в Москве, а огненный смерч.