Княжеские трапезы
Шрифт:
– Даже коммунисты предпочитают оставлять наследство своим детям, – заявил Эдуар. – Это типично для французов! Зачем тебе эти два новых вагона, ты хочешь устроить лагерь отдыха?
– Мне теперь понадобятся раздевалки, – ответила Розина. Она тут же прикусила язык, опомнившись, что проговорилась.
Эдуар и в самом деле ухватился за эти слова.
– Значит, раздевалки; стало быть, ты собираешься принимать народ, который станет использовать твой участок.
Он направился к котловану, рассматривая его рельеф и пытаясь догадаться о его конечном предназначении. Но Эдуар
Эти мысли вызвали у него воспоминания о погибшем таксисте, которого Мари-Шарлотт похоронила на стройке. Если она не солгала, то где сейчас останки шофера? Эдуар окинул взглядом пространство, так и не сумев составить никакого мнения. Возможно, труп покоился где-нибудь в огромном котловане, засыпанный тоннами земли. Найдут ли его когда-нибудь? Безусловно, если мерзкая шлюха заговорит. Способная на все, однажды она обвинит либо его, либо Банана в преступлении. Ведь недаром она и ее банда написали на его машинах: «Убийца».
Эдуар отогнал прочь эти мрачные мысли и вернулся к Розине.
– А у тебя, монарх, все в порядке? – спросила она смеясь.
– Невероятно хорошо. Да, кстати, ты должна поехать со мной в Швейцарию на несколько дней, княгиня хочет видеть тебя.
Он коротко рассказал ей о пролетевших неделях и о тех планах, которые строили при дворе относительно его будущего.
Эта волшебная сказка вызвала у Розины недоверие.
– Старуха хочет признать мое материнство! Но это невероятно! Женщина столь суровой морали, столь бескомпромиссная, несговорчивая, когда дело касается ее чертова трона!
– Вот именно! Но в данный момент он пуст, этот трон, дорогая, и нет ничего более хренового, чем пустой трон. Вот уже двадцать лет княгиня оплакивает своего горячо любимого сына, она дошла до точки. Теперь любой ценой она желает получить наследника. Нет никакого сомнения, что я сын Сигизмонда. Между мной, Оттоном и Сигизмондом поразительное сходство. Эти старые святоши, монахи, министры – все благоговеют передо мной. Розина, ты понимаешь, что я – князь Черногории. Остается лишь меня узаконить. Итак, бросай щетки и укладывай чемодан.
– Но я не поеду в замок в таком виде, мне нечем прикрыть зад.
– Мы едем в Париж за покупками. Я плачу за все. Я хочу, чтобы ты была сногсшибательна, мама. Не забывай, ты мать князя!
Пока Розина занималась сборами, Эдуар отправился на поиски Селима и Наджибы. Гараж, как он и велел пареньку, был закрыт, а на закрытых наглухо ставнях кнопкой было приколото объявление.
Он обогнул гараж, чтобы посмотреть на свои дорогие машины, стоящие под навесом. Банан их подлатал, но несмотря на его усилия, следы краски встречались то тут, то там на дверцах машин. Паренек вымел осколки и всюду пропылесосил. Понадобится время, чтоб вставить новые стекла. Князь с грустью смотрел на свои искалеченные машины. Больше всего его расстраивал не столько причиненный ему ущерб, сколько собственное мрачное равнодушие к акту вандализма. Глядя на этих механических животных в своем стойле, Эдуар осознал, как сильно изменилась его жизнь. Теперь он принадлежал к другому миру, а его прежняя страсть изжила себя.
У Лараби мать готовила рагу, оно так благоухало пряностями и специями, что князя начало мутить.
Она набросилась на Эдуара с бранью по-арабски, иногда вставляя несколько французских слов, чтоб он понял ее ярость. Старуха обвиняла его в том, что у него дурной глаз, что он сглазил ее дочь, подверг Наджибу смертельной опасности, свел ее с ума и вскружил ей голову. Наджиба больше не хотела учиться, говорила только о нем; это из-за него на девушку напали какие-то подонки, и вообще из-за него она погибнет. Старая арабка сказала, что это предзнаменование она прочла в отрубленной куриной голове.
Эдуар пытался, хотя и безуспешно, ее успокоить. Он хотел выяснить у старой мегеры, где ее дети, но в ответ получил лишь новый поток брани и ретировался.
Около дома Эдуар столкнулся с Бананом, которого он с трудом узнал: тот был наголо обрит, а из-за сломанной челюсти его красивое лицо казалось асимметричным.
Сердце Эдуара сжалось, когда он увидел Селима в таком состоянии. Он ощутил всю тяжесть ответственности, которая навалилась на него и о которой кричала старая арабка.
– Бедный, бедный мой малыш!
Эдуар обнял его, прижался щекой к его колючей бритой голове.
– Я страшно рад тебя видеть, – сказал Селим. – У тебя нормально в твоем замке?
– Все не так просто! – ушел от прямого ответа Эдуар. – Где твоя сестра?
– Она вернулась в больницу: эти подонки здорово ее достали; она теперь всего боится. Ей назначили антидепрессанты в больших дозах. Ты знаешь, я больше никого не видел. Она вернется, Дуду, и принесет еще много бед. Эта девка, словно дикий зверь, выпущенный на свободу. Она закончит психушкой, ты посмотришь. Но если ее в ближайшее время не изолируют, она убьет еще многих, и тебя первого: это ее навязчивая идея. Эдуар пожал плечами.
– Пойдем, навестим Наджибу, – сказал он.
– Что мы будем делать с гаражом?
– В данный момент ничего: пусть стоит закрытым.
– У нас две машины на ремонте: пятнадцатая белая – одного врача из Нантера и с откидным верхом – торговца семенами.
– Я тебе сообщу как поступить, а пока не время.
Наджиба дремала. Бритая голова придавала ей сходство с мальчишкой. Парик виднелся из приоткрытого ночного столика. На красивом лице девушки все еще были следы побоев. При виде Наджибы у Эдуара сжались кулаки. Если бы эти подонки ему попались, он бы их уничтожил. Наджиба при его приближении открыла глаза.
– Здравствуй, дорогая, – сказал Эдуар, усаживаясь на краешек кровати.
Как и в прошлый раз, когда она попала в больницу после аварии, девушка взяла его за руку, провела ею по своей щеке и плотно прижала к виску.
– Я не позволю ей причинить тебе зло, – сказала она.
– Не волнуйся, комаров давят прежде, чем они кусают.
– Она снова придет с этими подонками.
– Подонков тоже уничтожают.
– Ты совсем вернулся?
– Пока еще нет.
– А когда?
На языке вертелось слово «никогда».