Княжич
Шрифт:
– Это бродяги!
– еще раз подтвердил сэр Джон.
– Бегут из деревни, не хотят работать. Одно время улицы Лондона были забиты попрошайками. Правительство вынуждено было принять против них жестокие, но справедливые законы. Сейчас, собирать милостыню разрешается только старым и неспособным к труду нищим. Уклоняющиеся от работы безработные отдаются на время в рабство тому, кто донесет властям, что он является бродягой. Хозяин имеет право плетьми принуждать его ко всякой работе, продать, завещать по наследству. Такого раба за самовольный уход в первый раз осуждают на пожизненное рабство и клеймят, выжигая на щеке или лбу букву “s”, что означает slave - раб. За второй побег ставят ему на лицо второе клеймо, а в случае побега в третий раз, казнят как государственного преступника!
– А,
– спросил Василий, молча слушавший Грина.
– В назидание другим бродягам они будут здесь висеть до полного разложения. Их даже для этого вымазали дегтем!
– пояснил сэр Джон.
“Боже милостивый!
– почти одинаково и одновременно подумали друзья.
– В дикой и варварской России, как называет ее большинство англичан, нет таких жестоких законов даже по отношению к закабаленным крестьянам. За побег, самое большое, высекут розгами и все!”.
Рассказывая о толпах безработных, сэр Джон ни слова не сказал им о том, что стало причиной их появления. А причиной было увеличение спроса на английскую шерсть как внутри страны, так и за ее пределами. С повышением цен на нее многие крупные землевладельцы стали заниматься прибыльным овцеводством. Они превратили земли своих поместий в пастбища. Не довольствуясь этим, они начали захватывать общинные земли, которыми ранее пользовались совместно со своими крестьянами-арендаторами, а также сгонять крестьян-арендаторов с их наделов и обращать эти наделы в свои пастбища, снося при этом крестьянские дома и целые деревни. “Ваши овцы, - писал лорд-канцлер английского парламента Томас Мор, обращаясь к крупным землевладельцам, - обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неутолимыми, что поедают даже людей и опустошают целые поля, дома и города”. Согнанные с земли крестьяне заполняли собою ряды бродяг.
В дальнейшем, на их пути часто встречались огороженные участки, на которых мирно щипали темно-зеленую травку, многочисленные стада овец. Друзья проезжали мимо них, не подозревая о связи между кудрявыми овечками и полуразложившимися трупами на виселицах.
В городок Стэмфорд, находящийся в 85 милях к северу от Лондона, приглашенные приехали к ночи, через 17 часов после отъезда из столицы, с перерывом на ланч в леску на обочине дороги. Здесь они остановились в доме зажиточного горожанина, специально снятого для них. Несмотря на возможность стать родственниками, мест для семьи рыцаря Грина в роскошном дворце имения сэра Уильяма Сесиля не нашлось. Верхние этажи еще находились в стадии отделки внутренних интерьеров, а нижние комнаты замка и пристройки были заняты придворными и слугами королевы. Бал начинался сразу после обеда и поэтому дамы, отказавшись от еды, не отдохнув после дальней дороги, стали прихорашиваться, чтобы не опоздать на него. На следующий день, по замыслу хозяина торжества, во время ланча, в парке, за роскошным столом для всех, молодой Уильям Сесиль, в присутствии королевы, должен был сделать предложение Джейн Грин.
Замок сэра Уильяма Сесиля Бергли-Хаус находился на окраине городка, недалеко от дома, где остановились Грины. Можно было даже не пользоваться каретой и лошадьми, но церемониал обязывал. Василий, перед тем как сесть на коня, успел уговорить дам, не приглашать его на танцы, потому, что у него ничего не получалось с ними. Кроме того, он попросил представлять его, как не знающего английский язык. Василий боялся насмешек за свое неправильное произношение. С этим согласились все, не зная, какой неожиданный оборот событиям даст это условие. Всю дорогу на бал заметно побледневшая Джейн была грустна и молчалива. Готовая разразиться слезами, она бросала на Василия полные отчаяния взгляды, словно призывая его: “Ну, сделай, что-нибудь!”, всем своим видом показывая, что она не желает становиться леди Экстер. Василий, не выдержав ее взгляда, смущенно отводил голову в сторону или смотрел в землю, горестно вздыхая.
У входа в имение, дамы вышли из кареты, джентльмены спешились. Коней взяли под уздцы слуги Гринов и, привязав их к карете, проследовали на установленное для стоянки место. Гостей встретил разряженный слуга. Узнав, кто приехал, он вежливо пригласил их следовать за ним.
Сэр Уильям
– Рыцарь сэр Джон Грин с семьей и русскими джентльменами!
– объявил слуга, когда они вошли в высокий и светлый холл дворца.
Обступившие сэра Уильяма Сесила, его супругу леди Анну и внука Уильяма уже прибывшие гости замолкли. Дамы реверансом приветствовали хозяев, а джентльмены учтивым поклоном. Уильям, долговязый молодой человек лет двадцати, с веснушчатым невыразительным лицом, уставился на Джейн. Сэр Уильям Сесил, демонстрируя величественность осанки, еле заметным наклоном головы ответил на приветствие и жестом руки предложил Гринам присоединиться к собравшимся в холле. Под нескромными взглядами десятков пар глаз, друзья с семьей Гринов прошествовали на свободное место. Стоять пришлось не долго, Грины приехали на бал почти последними, но все равно они вдоволь насмотрелись на одежды и украшения приглашенных.
Почти все леди и джентльмены были одеты в красивую узконосую испанскую обувь. Некоторые леди небольшого роста носили башмаки на высокой подошве. Платья многих женщин имели высокие лифы или закрывали шею до подбородка тонким воротником при низком лифе. Упорно державшаяся мода на высокие воротники из ткани или кружев, уложенных в мелкую складку и очень туго накрахмаленных для сохранения формы, превратила их в самую нарядную часть дамского туалета. Общими по форме у всех леди были юбки со складками, расширенные в бедрах. Ткани, из которых сшили платья модницы, были дорогими. Золотая и серебряная парча и шелк покрывали их с головы до ног. Украшенные различными прическами, головы многих из них были открыты, у некоторых прическу прикрывали бархатные шапочки. Кроме цепочек, колец, серег, заколок, украшением особо модных леди были веера. Время от времени они помахивали полукруглыми складными веерами из слоновой кости с павлиньими перьями, инкрустированными жемчугом и драгоценными каменьями. Джентльмены были одеты в камзолы с длинными или короткими полами, короткие шарообразные штаны до середины бедра. Поверх панталон их ноги украшали белые вязаные чулки, доходившие до колен и перевязанные лентами. На некоторых были, просто подбитые ватой верхние панталоны. У части джентльменов костюм дополняли короткие плащи с рукавами и без них. Ну, и конечно, шпага на перевязи. Грины и Василий с Андреем мало, чем отличались своей одеждой от присутствующих.
Слуга открыл створки высоких белых дверей в танцевальный зал, пригласив леди и джентльменов в него. В просторном зале было светло, как днем. Свет исходил от многочисленных свечей, расположенных на настенных подсвечниках и потолочных люстрах. У внутренней стены зала был установлен помост, на котором стояли музыканты с инструментами. Вдоль стен располагались изящные кушетки, для желающих присесть. Их сразу же заняли пожилые леди и джентльмены. Из стоявших в зале людей образовались семейные группы и по интересам.
– Королева Англии и Ирландии, ее Величество Елизавета!
– громко объявил, стоявший у дверей слуга. Все встали. Зал затих. Шурша тканью юбки, легким шагом юной и грациозной девушки, улыбаясь подданным, поддерживаемая под руку бессменным уже много лет фаворитом Робертом Дадли герцогом Лестером(84), в зал вошла 52-летняя королева. Она как всегда была великолепна.
За ними следовали в сверкающих драгоценностями роскошных одеждах придворные дамы и кавалеры.
Войдя в танцевальный зал, королева, ее партнер и еще три пары остановились в центре его, а остальные придворные рассеялись по периметру помещения.