Княжич
Шрифт:
— Я же когда из земли Древлянской ушел, почитай, пол-Мира протопал. Но нигде не нашел ни Ирия, ни гор Репейских. Везде, где бы я ни был, не боги, а люди живут. Дошел до самого Рима-города. Тут-то и объяснили мне, что истинный Бог, он не на горах живет. Не на небе. Не на земле. Он везде. И во мне. И в тебе. И в травинке сокрыт. И понял я, что все в этом Мире вершится по воле Его. А замысел Его простой человек понять не в силах. Как не может понять дерево, зачем его срубают. Зачем обтесывают. Зачем в венец [97] кладут. Не может оно понять, что человек из него дом строит. Так и человек всего лишь бревнышко малое. Песчинка незаметная, из которой
97
Венец — основание деревянного дома.
— То верно говоришь, брат, — подал голос Яромир. — Я же тоже христианин. И Хлодвиг Христу молится. — Он что-то быстро стал говорить фрязю, тот закивал и заулыбался.
— Так разве братья вы? — удивился я. — Вы же первый раз видитесь.
— Все мы братья, — ответил Разбей-Андрей. — Все, кто в себе учение Сына Божия несет. Христианин христианину даже ближе брата кровного, ибо они братья в вере. Ну что? Поели? Вот и слава тебе, Господи.
Он взял котел. Остатки ухи на землю выплеснул. Пошел к берегу, чтоб котел помыть.
— Слушай, Яромир, — я прилег поближе к теплу костра, — а чехи все христиане?
— Нет, — ответил риттер, — но многие. Дед твой Вацлав перед смертью своей христианскую веру принял и вместе с ним войско его и еще люди многие.
— А латины? Они христиане?
— Да, — кивнул Яромир и стал сам на ночлег укладываться. — Что франки, что латины. Те все в вере пребывают. И ляхи. И моравы… — Он зевнул.
— Так чего же тогда ляхи на чехов, братьев своих по вере, войной идут? И боем их бьют?
— На все воля Божия, — снова зевнул чех и повернулся спиной к огню.
— Нет, ты погоди, — не унимался я. — Понятно, когда Перун Полянский с Даждьбогом Древлянским ссорятся. Они Майю Златогорку [98] поделить не могут. Оттого поляне на древлян из века в век нападают. Через них Перун хочет Даждьбога одолеть. А чего тогда Господь ваш ляхов с чехами лбами сшибает? От скуки, что ли?
Но ответом мне был здоровый молодецкий храп. Уснул Яромир. И Хлодвиг уснул. И меня от ухи да от тепла разморило. Последнее, что я слышал, как скрежетал Андрей речным песком по меди. Котел чистил…
98
Майя Златогорка — жена Даждьбога, в которую был влюблен Перун.
Как мог я, княжич молодой, предвидеть тогда, что эта встреча с Андреем на берегу вспухшей от весеннего паводка реки однажды вспомнится? Вспомнится и перевернет всю мою жизнь. И внук Даждьбога, потомок Древы и Богумира, откажется от веры предков своих. Отринет от себя все, чему учил его, послуха несмышленого, ведун Гостомысл. Поймет, что только с именем нового Бога на устах, Бога вселюбящего и всепрощающего, сможет собрать земли православные в единый кулак и отдать их потомку своему. Чтобы не угас. Не зачах деревцем-дичком древний род древлянских князей. А потом, спустя много-много лет, вдруг поймет, что за всю свою бурную, полную невзгод и радостей жизнь так и не нашел ответ на однажды заданный вопрос.
Вопрос: «ЗАЧЕМ?»
Глава пятая
ЛЮДИ МОРЯ
20 апреля 943 г.
Меня поднял с земли удар ногой под ребра…
Я вскочил, ошалело озираясь по сторонам. Пытался понять, что случилось…
Понять не дали…
Повалили на землю. Лицом вдавили в холодный прибрежный песок так, что едва не задохнулся…
Набился тот песок в рот, когда чье-то колено вонзилось промеж лопаток…
Руки стянули ремнями…
Кое-как повернул голову…
Отплевался…
Схватил ртом воздух…
Краем глаза заметил, что у догоревшего костра хрипит Хлодвиг. Глаза вытаращил в ужасе. А из перерезанного горла красным пенится кровь…
Услышал, как мычит Яромир. Носом зло сопит. А сказать не может ничего. Кляп ему в рот загнали…
А Андрея нет. Может, успел уйти. Он же случайно с нами оказался. Не его, нас варяги искали. Помоги ему Даждьбог. Или как там его Бога зовут?..
А они нас взяли все-таки. Тепленькими взяли. Сонными. Как же проспать мы могли? Почему дозор не оставили? А, теперь уж без разницы.
Меня на колени поставили. Рядом с чехом.
А фрязь уже затих. Жалко его. Сколько вместе по лесам да по болотам бегали. Сколько грелись по ночам, прижавшись друг к другу. Пусть слов я его не понимал, так ведь глаза порой больше любых слов говорят. Свой он был. Настоящий. Не хуже Славди с Гридей побратимом стал. И вот нет его больше. Только кровь впиталась в мокрый песок. Сгинул вдали от родного дома. И я вот тоже могу здесь сгинуть. Так и не увидеть ни Коросте-ня, ни отца.
Жгут. Жгут сердце желтые волчьи глаза. Жутью от них холодок по спине бежит. Каменной тяжестью наливаются ноги. Режут руки крепкие ремни. Ноет затекшее тело. Ноет душа. И не понять, то ли от холода утреннего трясет, то ли от страха.
Огляделся я. Точно. Варяги. Да только не те.
Те за нами на конях гнались. А у этих драккар. К берегу пристали. Нас повязали.
Смеются. Лопочут что-то по-своему. На нас с Яромиром показывают. Небось бахвалятся друг перед дружкой, как это им ловко удалось нас скрутить. Пусть смеются. Им сегодня удача. Только не покажу я им, что испугался. И глаза волчьи прочь прогоню. Не до них мне сейчас.
А Яромир что-то снова замычал. Глазами на сторону косит» Понял я. Увидел.
Вот и наши гонители появились. Десять конников из леса выехали. И прямиком к нам направились. Выходит, точно загнали нас, как дичину. Пока те нам передыху не давали, эти нас с реки пасли. Или ошибся я?
Что-то не больно конники радуются. Встали поодаль. Один, старший наверное, спешился. Несколько шагов в нашу сторону сделал. Остановился, Выкрикнул что-то. Эти, что нас полонили, ему ответили. Здоровенный варяжина ему навстречу вышел. Говорить стали. Тихо сначала. Потом громче. Потом на ругань перешли. Слов не понятно, а все равно ясно, что ругаются. И ведь сильно.