Княжич
Шрифт:
Сразу вспомнил Ивица, Гостомысла, отца, Коростень, Любаву…
В одно мгновение родные образы пронеслись перед глазами.
Я в последнее время почти не вспоминал родину. Некогда было. Нужно было выживать, а не о доме скучать. И вот теперь нахлынуло вдруг. Огнем полыхнуло. И откатилось морской волной…
— Ты чего-то хотел от меня, хевдинг?
Он взглянул на меня, точно впервые увидел. Затем, вспомнив о том, зачем меня звал, сказал:
— Орм болтает, что ты приносишь удачу. Это так?
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Вот сейчас и проверим. — Он поманил меня к себе. — Это, — показал он на доску, — тавлеи. Игра такая. Мы с Борном уже сыграли две партии. Одну он выиграл. Другую — я. Так что ничья у нас. Теперь
Я кивнул.
— Да что ему понятно? — Борн переминался с ноги на ногу да нос свой длинный, за который и получил свое прозвище, потирал. — Ты лучше не тяни. Ходи давай.
— Погоди. — Торбьерн махнул на него рукой и повернулся ко мне: — Я играю черными. У меня есть два хода: либо так, — он передвинул камень на одну клетку и тут же вернул его обратно, — либо вот так, — он проделал то же самое с другим камнем. — Как, по-твоему? Какой ход выбрать?
Некоторое время я разглядывал доску. Потом понял, что любой ход Торбьерна приведет его к проигрышу. Король Борна уже вышел на прямую, и казалось, что уже ничто не помешает ему добраться до заветной угловой клетки.
— Так ты будешь ходить или нет? — Борн в предчувствии победы стал тереть нос еще сильнее.
— Подожди, — отмахнулся хевдинг. — Ну? — Торбьерн от нетерпения потер руки.
И тут я заметил то, что упустил из виду викинг.
— Я бы сходил вот так. — Я передвинул совсем другой камень. — Теперь, как бы ни сходил Борн, ты вот этот камень двигаешь сюда, — рука привычно взлетела над доской, — запираешь его короля и выигрываешь.
Несколько мгновений Торбьерн и Борн молча смотрели на то, что у меня получилось.
— Это нечестно, — наконец сказал Борн. А Торбьерн поднял на меня глаза:
— Ты не перестаешь меня удивлять, трэль. Может, ты и на арфе играешь, и висы слагать умеешь? [102]
— На арфе не умею, — признался я. — Хотя научиться бы не мешало.
— Торбьерн! — крик впередсмотрящего вывел хевдинга из оцепенения. — Прямо по носу Зеландия!
30 мая 943 г.
102
«…и на арфе играешь, и висы слагать умеешь?» — Согласно скандинавской традиции того времени отпрыск знатного рода должен был владеть девятью видами искусства: играть в тавлеи, разбираться в рунах, читать книги, заниматься ремеслом, ходить на лыжах, стрелять, грести, играть на арфе и слагать хвалебные стихи — висы.
Солнце переползло в судуратт [103] , когда я вдруг ощутил странную музыку. Покрутил головой, стараясь понять, откуда она льется. И понял. Звучало все вокруг.
Попутный ветер звенел в натянутых канатах. Ухал барабаном тугой парус. Ворчало море. Шуршал, врезаясь в волну, узкий нос нашего суденышка. Тело драккара мелко дрожало, вбирая в себя все звуки, и отзывалось удивительной мелодией неземной красоты. И ошеломляющая радость пронизала душу.
Я взглянул на Орма и удивился. Мой суровый напарник сейчас улыбался, словно младенец. Он посмотрел на меня, и его улыбка стала еще шире.
103
«Солнце переползло в судуратт…» —Время дня скандинавы определяли по сторонам небосклона и ежедневному течению солнца. Стороны небосклона разделялись на четыре главные и четыре побочные и назывались общим именем осьмин. Таким образом, судуратт — это вторая (южная) осьмина, что соответствует периоду с половины восьмого до половины второго часа дня.
— Ты слышишь! — заорал он. — Я же вижу, что ты тоже это слышишь!
— Да! — заорал я в ответ, не в силах сдержать переполнявшее чувство восторга. — Я слышу! Я слышу!
— Это море, трэль! Это поет море! Хвала Одину за то, что он позволил мне родиться викингом!
И я увидел, как по его обветренной щеке сбегает слезинка. Как он подхватывает ее своей огромной ладонью. Пробует на язык.
— Она тоже соленая! — кричит он. — Соленая, как море!
И, подчинясь этой волшебной мелодии, он начинает петь. Петь древнюю песню викингов. И люди в драккаре подхватывают эту песню. Песню, которую я уже слышал однажды. О соленых брызгах, летящих в лицо. О следах чужих кораблей. О море. О жизни. О смерти…
И я понимаю, что пою вместе со всеми. Пою, потому что не могу иначе…
После полудня мы повернули на север. Огромная туша Зеландии осталась позади. А впереди уже виднелась новая земля.
Ветер стих. Нам снова пришлось поднажать на весла. Но эта работа стала для меня привычной.
— Нам и так повезло, — сказал Орм. — Солманудр [104] еще не закончился, а мы уже на подходе к Ютландии. Я оказался прав, трэль. Ты приносишь удачу…
104
Солманудр — солнечный месяц. Май.
2 июня 943 г.
Три долгих дня мы боролись с сильным встречным течением. Медленно, слишком медленно драк-кар продвигался вперед. Мы отдавали остатки сил, налегая на весла. И вот наконец сегодня я понял, что далекий берег перестал быть далеким.
И сразу, словно по волшебству, течение сбавило свой напор, а спустя совсем немного времени и вовсе стало подталкивать драккар к земле.
— Здесь всегда так, — пояснил Орм. — Кажется, что силы уже не хватает. И вдруг в один миг все меняется. Молодец Торбьерн. Точно вывел драк-кар на Трюггвасов фьорд. Нет лучшего хевдинга во всем морском мире. Слава Торбьерну! — крикнул он.
— Слава! — подхватили викинги.
— Погодите славить! — крикнул с кормы хевдинг. — Как причалим, тогда и радоваться будем.
Драккар осторожно скользнул в узкий залив. По бортам поднялись высокие скалы.
— Эй, Носатый! — Торбьерн окликнул Борна. — Сними драконью голову. Пусть знают, что друзья идут [105] .
Борн с радостью выполнил приказание. Деревянная змеиная голова была завернута в запасной парус и спущена в трюм.
И почти сразу из-за небольшой скалы вынырнула двухвесельная лодка.
105
«Пусть знают, что друзья идут». — Боевые корабли получили название драккаров, или драконов, по резным носовым фигурам. Эти драконы должны были устрашать противников в бою, и законы запрещали викингам при возвращении домой подплывать к земле на корабле, на носу которого была разинутая пасть дракона. Это, по верованиям древних скандинавов, могло испугать добрых духов земли. Поэтому головы драконов при приближении к родному берегу снимались.
— Вовремя мы убрали дракона, — тихо сказал Орм. — Проводник пожаловал.
Мы подняли весла. Драккар еще некоторое гремя двигался по глади фьорда, а затем остановился.
Лодка причалила к правому борту. В ней было двое. Старик и юноша на веслах. Старик окинул взглядом наш драккар и крикнул:
— Не это ли достопочтенное судно принадлежит славному хевдингу Торбьерну, сыну Вивеля из Исландии?
— Да, — отозвался Торбьерн. — Это тот самый драккар. Я смотрю, Киттель Чертополох, несмотря на годы, обладает таким же острым взглядом, как и в молодости.