Княжий отрок
Шрифт:
Из соседних селений приходили и приезжали в лес крестьяне за грибами, за ягодами и за дровами, и жительство Григория было открыто. Начались расспросы: зачем и откуда он пришел да как его зовут.
На все их вопросы отрок только низко кланялся, не отвечал никому ни слова.
— Немой, значит, ты человек али притворяться надумал, открыться нам не хочешь.
Открыли крестьяне и часовенку Григория и догадались, что он пришел сюда спасаться.
Весть о неведомом человеке, поселившемся в бору, облетела деревни,
Стараясь сохранить свой обет молчания, Григорий ни с кем ничего не говорил, но это еще больше усиливало любопытство.
«Нужно уйти куда-нибудь подальше в лес, — решил про себя отрок, — не будет здесь душе моей покоя».
Рано утром, помолившись Богу, он углубился в лес, но совершенно неожиданно для себя вышел на устье Тверды, и перед ним открылся город.
Изумленный такой неожиданностью, Григорий упал на колени и начал пламенно молиться на тверские храмы. Уж не сам ли Бог привел его на это место!
Долго длилась его молитва. Потом он встал и опять вернулся в лес и, сам того не зная, остановился недалеко от Волги.
Темная августовская ночь окутала лес. Григорий чувствовал себя счастливым.
Один! Один! Среди безмолвной природы он ближе чувствовал присутствие Бога. Вековые деревья, затемнявшие свод неба, торжественная тишина — все вливало в душу отрока молитвенное настроение, все напоминало ему виденного им во сне старца. «Здесь ли мне остановиться, — думал отрок, — или искать другого места?»
Григорий упал на колени и в горячей молитве стал просить Христа и Его Пречистую Матерь, чтобы открыли ему путь, где и как он должен жить. Помолившись, он крепко заснул.
И опять приснился ему сон. Ему казалось, что он стоит на этом самом месте, где и был теперь, только вместо густого бора кругом него, посреди леса, чистое поле. Стояла темная ночь, а над ним будто светлое как днем небо. И видит он на небе Пречистую Матерь с Младенцем, и слышит явственно ласковый голос:
— Господь прославит это место: воздвигни здесь храм во имя Успения, и будет здесь обитель великая. Иди в город к князю своему, он будет тебе помощник во всем. А когда исполнишь волю Мою, тогда отойдешь от жития своего к Богу.
Страх объял Григория, когда он проснулся. Что ему теперь делать?
— Если я уйду с этого места, то не исполню Божьей воли, а если останусь, как я покажусь к князю? И послушает ли он меня? Не велит ли он мне воротиться к прежней жизни?
Но не долго так печалился и колебался княжий отрок.
— Что Богу угодно, то и должно совершиться. Да и не признает теперь меня никто в этом одеянии, — утешал он себя.
И действительно, трудно было узнать теперь княжего отрока. За время своего долгого пребывания в лесу он сильно изменился. Крестьянская одежда на нем вся обносилась, лицо обросло волосами, от скудной пищи он сильно похудел, и весь он стал
XXXVIII
И принялся Григорий сначала за постройку кельи.
Долго тянулась эта работа, хотя у соседних крестьян ему и удалось достать топор и другие инструменты, но дело все-таки двигалось вперед.
Кое-какая хижинка наконец была устроена.
После нее он принялся за постройку часовенки. И здесь прошло немало времени, пока удалось ему водрузить на крыше крест.
Миновала зима, прошла и половина лета. Раз как-то, увлеченный постройкою, Григорий не заметил, как его окружили княжие охотники.
— Что это ты тут делаешь, дядя? — спросил один из них Григория, с изумлением замечая на хижинке водруженный крест.
Григорий низко поклонился ему.
— Часовенку во славу Божью лажу, господине.
— Давно ли ты тут живешь? — снова спросил его ловчий.
Григорий медлил с ответом.
Остальные охотники стали пристально всматриваться в него.
— Аль не узнали, братцы? Да это ведь Григорий, отрок князя нашего!
— Да неужто он! Вот-то радость будет князю!
— Признавайся, Григорий, ведь это ты? Смущенный отрок молчал.
— Эй, ребята, покличьте-ка Селиверста, он заставит его сознаться! — сказал первый ловчий.
И охотники побежали за старым ловчим, который уехал в сторону от товарищей.
Селиверста скоро разыскали. Изумленный не менее других, он поспешил к хижинке.
Старый ловчий сразу признал княжего отрока и земно поклонился ему.
— Будь здоров, Григорий! Велик Господь, что привел нас к тебе. А мы полагали, что тебя и в живых уж нет.
— Да, уж и не говори, — заметил другой охотник. — Многажды посылал нас князь тебя отыскивать по лесным дебрям да по болотам…
— Не мало мы искали по лесам от самой Твери до Едимонова, — сказал третий.
Сострадательным взглядом посматривал на Григория Селиверст.
— Истомился, изголодался ты, парень, скитаясь по лесам, — продолжал ловчий, — чем ты только кормился, сердечный?
— Господь Бог питал меня все время, — смиренно ответил Григорий.
— Ну, теперь пойдем с нами, вся твоя жизнь тяжелая забудется, опять ты будешь любимым отроком у князя.
Но Григорий твердо отвечал:
— Нет, уж этого никогда не будет.
— Почему? — изумился Селиверст.
— Иной путь я теперь себе избрал…
— Какой же такой путь?
— Ни ратное дело, ни служба княжеская теперь меня не прельщают. С Божьего благословения я буду воином Христовым.
— Ой, что-то рано ты о монашеской скуфье, парень, задумал, — пошутил Селиверст.
— Так Бог судил, дядя! — решительно ответил Григорий.
— Ну, это мы там еще увидим, а теперь поедем к князю, — воскликнул старый ловчий.
И все гурьбой направились к Твери.