Княжий отрок
Шрифт:
Обещание свое князь не замедлил исполнить.
Владыка Агафанил собрал из других монастырей немногочисленную братию и поставил над ними игумена Феодосия, и тогда князь назначил освящение храма и новой обители в ближайшее воскресенье. Дело было зимнее. Стоял ясный морозный день.
Послал Ярослав своих отроков звать на освящение храма пономаря Афанасия и его жену Пелагею, родителей великой княгини, священника Алексея из села Едимонова и настоятеля Шошской обители отца Андрея.
С самого раннего утра собрался народ
— Сподобил Господь закончить, — говорил дюжий горожанин, усердно работавший при постройке храма.
— Намозолили руки не мало, — отозвался другой.
— Тебе рук жалко, забыл, надо быть, что на Бога работал, святой храм строил!
— Да я так только! Известно, дело Божье!..
— Что ж самого строителя нет еще?
— Эвона, не видишь, что ли, на бугорке давно стоит, князя с княгинею и владыкой ожидают.
— Едут!.. Едут!.. — раздались крики среди народа.
С тверского берега медленно спускался на лед княжеский поезд.
XLIII
Быстро были подняты на колокольню все колокола, и первый благовест обители радостной волною торжественно понесся по реке, гулко прокатился по лесу. Все набожно перекрестились. У многих в глазах стояли слезы.
Игумен Феодосий с братией у монастырских врат стояли вместе с Григорием, ожидая, когда княжий поезд подъедет к обители.
На широких расписных лубяных санях, запряженных тремя лошадьми гусем, сидел в богатом меховом охабне князь, а рядом с ним княгиня Ксения, а меж ними — княжна Анна.
Мороз разрумянил щеки Ксении, она глядела прямо красавицей.
Несмотря на то что постройка обители продолжалась довольно долгое время, Григорий ни разу еще после свадьбы не видел своей когда-то невесты.
Когда еще сани были далеко от берега, он рассмотрел, скорее почувствовал, приближение той, которую он так горячо любил, от которой принял столько горести.
Сердце княжего отрока забилось учащенно, от волнения он должен был прислониться к воротам.
Услышав раскатившийся по берегу крик народа «Едут, едут!», Григорий вздрогнул и закрыл глаза, ему казалось, что он вот-вот упадет.
— Ну что, Григорий, все Господь привел устроить! — услышал он голос князя и поневоле должен был поднять глаза.
Рядом с Ярославом стояла та, потеря которой заставила его навсегда отказаться от мирской жизни и посвятить себя Богу. Сосредоточенно смотрела и княгиня на своего первого жениха.
— Здравствуй, Григорий, — ласково промолвила она, медленно выговаривая слова, — вот и я в твою обитель приехала.
Григорий уже успел совершенно овладеть собою.
— Милости просим, госпожа княгиня, — ответил Григорий, — в Божью обитель, за милостью Господней пожаловала.
— Ну, веди, Григорий, княгиню, показывай ей обитель, — проговорил Ярослав, —
Григорий молча поклонился князю и также молча пошел впереди Ксении по монастырскому двору.
Сзади них, на близком расстоянии, шел пономарь Афанасий с женой.
— Григорий, — еле слышно сказала Ксения отроку, — много я перед тобою виновата, что не упредила тебя тогда, — и сама я тогда ничего разобрать не умела…
Отрок молчал, но подавленные рыдания, которые он старался скрыть, ясно говорили, как ему тяжело было слушать слова Ксении и вспоминать пережитое тяжелое время.
— Простишь ли меня? — снова спросила княгиня.
Григорий продолжал молчать. Только на третий вопрос Ксении он обернулся к ней заплаканным лицом и, опустившись на колени, поклонился ей в землю.
— Прости и меня, государыня княгиня, за все мои грехи вольные и невольные! Бог все к лучшему устроил: не будь того несчастья моего, не привел бы Господь и святое дело совершить…
Изумленные подобной сценой Афанасий и Пелагея подошли к отроку и под руки подняли его с колен.
Только в эту минуту Григорий почувствовал, что все прошлое навсегда забыто.
Никакие воспоминания, никакие горести не тревожили его больше. Он бодро повел княгиню и ее провожатых по кельям, и, только узнав по вторичному перезвону с колокольни о прибытии владыки, все вернулись в церковь.
Срубленная из векового леса, хотя и холодная церковь, как строились в то время, переполнена была народом.
Князь с княгиней стали у правого клироса. Владыка благословил, и чин освящения храма и обители начался.
Долго длилась служба.
Близко к полудню, после того как прошел крестный ход вокруг всей обители, все сели за монастырскую трапезу.
Длинное, но невысокое здание наполнилось народом. Монастырские кухари наготовили обильную трапезу из присланных князем запасов.
Князь с княгинею, бояре и владыка пробыли в обители до самых сумерок и отбыли в город, отслушав повечерие.
— Благослови меня, владыка святой, — сказал Григорий, повалясь на колени, — принять иноческий чин.
— Млад еще ты, Григорий, для иноческого сана, мир тебя будет смущать, не даст он тебе покоя и за стенами обители.
Твердо взглянул на него будущий инок.
— Обета своего я не изменю, владыка, в мир не вернусь никогда! Отрешился я навсегда от всего мирского.
— Вижу, вижу твое твердое желание, Григорий, вижу и усердие твое к Богу, — задумчиво прошептал архипастырь, — спроси князя, разрешит ли он тебе?
Отрок подошел к садившемуся уже в сани Ярославу и ему повторил свою просьбу.
С грустью посмотрел на отрока-любимца князь и не вдруг ему ответил.
— Жаль мне тебя, Григорий! Как брата родного жаль!.. Не снимаю с тебя твоей воли… Коли владыко благословил, — благословит тебя и Господь…