Княжья воля
Шрифт:
Выросший в Вирове рыжеволосый Мороз тут же признал в этих настилах переносные пешеходные тротуары, в преддверии зимы за ненадобностью сложенные в укромном уголке. В периоды распутицы их раскладывают по краю самых труднопроходимых городских улочек для удобства передвижения в обход намешанной копытами и тележными колесами чавкающей жижи. Когда все это слякотное безобразие подсыхает или замерзает, в узких местах настилы убирают, чтобы не мешать разъезжаться саням и телегам.
Пришлось нам тягать эти плахи за двести шагов, вдоль глухой стены поварни складывать. Под моим чутким руководством соорудили турник
Я сразу же ознакомил всех с начальной техникой подтягивания на перекладине и работе с гирями. Затем в угол к двум стенам катетом приладили крепкую двухметровую жердину, подвесили к ней на крепкой бечевке набитый смесью песка и опилок длинный, узкий мешок. Принесенным все тем же Гольцом угольком я как можно более художественно изобразил на дерюге круглую рожицу в соответствии с уровнем своего лица и отбомбил в нее несколько увесистых серий. Мягковат мешочек, но для нас сойдет и такой, удар поставить хватит.
— Мы что должны будем колошматить этот мешок кулаками? — недоверчиво тычет пальцем в импровизированный снаряд всегда осторожный Жмырь.
— Ты поразительно догадлив, братец, но это не мешок, это — Сильвестр. Прошу любить и уважать. Вообще-то, свиные туши здесь сгодились бы лучше, но за неимением придется долбить беднягу Сильвестра. Кто-то против?
— Зачем? Вендар же говорил, что настоящему воину вовсе не обязательно кулаками ворочать.
— Хм, как говаривали японские самураи, настоящий воин должен уметь драться всем чем под руку попадется, в том числе и голыми руками. Тем более, что сам Вендар по слухам замечательно с этим справляется. Так что настоятельно рекомендую учиться пока я жив, пригодится.
Остаток светового дня посвятили искусству правильно сжимать кулак, разучиванию боксерской стойки и одиночным ударам с разных рук. Получалось неважнецки, хотя некоторых я бы с чистой совестью порекомендовал Захарычу в ученики. Особенно быстро схватывали учебу Мороз, Истома и Шест с Лещем. Четверо мужичков постарше во главе со Жмырем, махнув рукой на мой энтузиазм, с ворчанием удалились в гридницу.
День спустя Ингорь, видимо устав лицезреть дружинников укутанных во всякое тряпье, распорядился облачить нас в зимнюю форму одежды за счет княжеской казны. Под присмотром опытного в подобных делах Сологуба обитатели гридницы совершили набег на посадский торг. Внимательно изучив выбор своих корешей и следуя подсказке Сологуба, я остановился на сереньком коротком нагольном полушубке, сшитым из нескольких заячьих шкур мехом внутрь. Также щедрым казенным махом мне достался длинный шерстяной плащ-накидка, шею и плечи которого до середины лопаток сзади покрывала волчья оторочка темного цвета. Ноги я по рекомендации Гольца обул в короткие валяные полусапожки с притороченной грубой нитью толстой подошвой, а для рук подобрал меховые рукавицы с отворотом.
По моему разумению в таком прикиде я должен с легкостью выдержать минусовую тридцаточку в статичном положении на страже у ворот или на стене. Ведь, почитай, со всех сторон в мехах как буржуй-нэпман. В комплекте с обязательным к ношению на
Признаться, упарился я в халявных обновках по пути с торга до детинца и пару раз втихаря помянул нехорошим словом Сологуба, на месте заставившего нас переодеться в зимнее. Но потом решив, что лучше сорок раз покрыться потом, чем один раз инеем, расслабился и в очередной раз покорился мачехе-судьбе.
Несмотря на установившиеся ощутимые морозы, не упало еще ни одной снежинки. От Миши также ни единой весточки не прилетело. Зато к вечеру в город неожиданно и шумно вернулся Рогволд. На следующее же утро князь назначил церемонию принятия у нас присяги на верность.
Едва умывшись, мы гурьбой высыпали из гридницы на площадь перед княжескими хоромами. Постепенно подтянулась вся княжеская дружина, в коей не насчитывалось и роты. Оцепили площадь, заперли ворота. Из бояр кроме Дрозда — никого. Даже Змеебоя нет. Стало быть, присяга князю сугубо личное дело самого князя и его дружинников.
Рогволд в праздничных, расшитых дорогими нитями одеждах без каких либо доспехов выехал в середину на белоснежном, злом жеребце. На шее поверх золотой гривны застегнут, отороченный мехом тяжелый синий плащ, на голове лисья шапка, прекрасно гармонирующая с рыжими усами своего владельца.
Для начала князь во всеуслышание объявил Вендара своим сотником, а Сологуба назначил вместо него десятником. Затем снял с пояса изогнутый в полубаранку сигнальный рог и сильно в него дунул, по-армстронговски надув щеки.
К нему тотчас подошли двое гридней, встали с правой стороны один у головы коня, другой у хвоста. В руках длинные древки стягов белого полотна с изображением черной рогатой бычьей головы. Я уже знал, что Рогволд буквально помешан на этих диких парнокопытных, к нашему времени давно истребленных. Его брат с говорящим именем Тур город себе строит под названием Туров. На пристани стоят новехонькие, взамен сгоревших лодий выстроенные, корабли. Вместо изящных лебединых головок украшавших нос, на каждом теперь красуется рогатая турья башка. Тотемный зверь рода, не иначе.
В порядке живой очереди каждый из шестнадцати новобранцев под сенью склоненных стягов протягивал сидящему верхом Рогволду свое оружие. Князь благословлял воинский инструмент протяжным поцелуем и возвращал владельцу. Затем, стоя на одном колене, мы один за другим целовали обернутое берестой княжеское стремя и в голос клялись не щадя живота верой и правдой служить владыке полоцких земель. На каждую клятву князь отвечал вместе со всей дружиной многоголосым "Любо!!!". Шестнадцать раз прогремел в морозном воздухе над детинцем хоровой рев, разлетаясь далеко за пределы укрепленного города.
На ритуале посвящения в гридни присутствовал не виданный мной ранее статный старикан в потертом, достающем до пят балахоне с нашитыми в беспорядке звериными шкурками. Голову до самых косматых бровей покрывает войлочный островерхий клобук, борода густая, чернющая без намека на седину. В крепких руках позвенькивает кривой посох с крохотным колокольчиком на изогнутом к земле навершии.
— Знаешь его? — шепчу Гольцу.
— Живень это. Волхв тутошний.
— Да понятно, что не папа римский. Сведай-ка все про него…