Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси
Шрифт:
И записывал дьякон Николай.
А завершив работу над главной частью Уставной грамоты, они с усердием писали её другие части. На все времена! В них вписали, как должно вести утверждение государя и патриарха, избрание митрополитов, архиепископов.
— Счётом шесть должно быть архиепископов.
— Да, святейший: Вологодский, Суздальский, Нижегородский, Смоленский, Рязанский, Тверской. — И о каждом из них Иов рассказывал, высвечивая духовный лик.
Так же было, когда вписывали в грамоту епископов, которым держать место в Белоозерске, Дмитрове, Коломне, Ржеве, Переславле, Новгороде-Северском
В часы размышления об укреплении порядка в церкви Иеремия посоветовал Иову назначить поповских старост по одному на каждых сорок попов.
— Помни, святейший брат мой, попы не всегда и не все исполнительны. Не все следуют Божественному писанию, есть такие, что впадают в пороки. Но каждый должен быть чист перед Бором, как агнц, и деятелен, как архангел, как святые апостолы нашей веры. Нужно следить, чтобы попы пеклись о душе народа денно и нощно. А для этого память им разошли, чтобы было ведомо попам о вселенском устроении благосостояния церкви.
Иов прислушался к совету Иеремии и вписал в грамоту: иметь на сорок попов одного старосту. Но в дни пребывания Иеремии в России царь не утвердил сию графу устава. На Соборе при чтении грамоты царь сказал:
— Каждому попу надлежит править службу по совести и без догляду.
В конце февраля и в марте Иов возил Иеремию, митрополита Мальвазийского и архиепископа Элассонского в Сергиеву лавру в Суздаль, в Иосифо-Волоколамский монастырь, по церквам и соборам, по монастырям Московии.
Иеремии приходилось путешествовать в своих землях по многим обителям и храмам веры. За редким исключением, он зрел там скудость жизни, убожество убранства. В России он увидел другое. Он удивился, с какой любовью, с каким художественным вкусом и усердием руками верующих обставлялись церкви, соборы, монастырские храмы. И особенно его восхитили святые обители в Суздале и в Сергиевой лавре. А какие вклады делали в монастыри и в церкви русские цари, князья, бояре, торговые люди...
Во время поездок, где бы Иеремия и его сопровождающие ни появлялись, русские люди не обходили их щедрыми подарками. Всюду, куда бы они ни приезжали, им подносили богатые дары: меха соболей, чёрно-бурых лисиц, куниц, бобров да белок. Дарили им серебряные кубки, ковши, блюда. Преподносили деньги серебром и золотом. В Москву вернулись с полными возами даров.
Был на исходе год пребывания Иеремии на Руси. И ему, и его спутникам жилось в Москве сладко, на всём готовом и в почёте. Всюду, куда бы они ни показывались, встречали радушный приём. Русь умела отдавать почёт дружелюбным гостям. Но, как говорят в народе, пора гостям и честь знать.
Иеремия стал собираться домой. И в первых числах апреля сказал об этом Иову. Да Иов отговорил:
— Святейший владыко, ведомо тебе знать, что нет пока дорог по России. Ждать мая нужно.
То, что Иеремию пока не отпускал царь, об этом Иов не говорил. А Фёдору было лестно держать при своём дворе такого именитого гостя. Да и в глазах иноземных послов сие поднимало Россию. Сам вселенский патриарх почитай год гостит. Сказал царь патриарху:
— Вот как Пасхой нашей полюбуется, так и пусть едет себе. Нам почёту было премного.
А тут великий чистый четверг на дворе. По всей Москве, по всей Руси
Пасха долго идёт: пока куличи съедят, крашеные яйца детишки перебьют-перелупят да мужики до последней скляницы вино выпьют, до последней ендовы пиво осушат. А там уж и первая пахота пошла...
В эти майские дни на подворье Рязанского епископа появился дьяк Василий Щелкалов и принёс Иеремии долгожданную весть:
— Святейший, можете собираться в путь. Да царь всея Руси Фёдор Иоаннович перед тем к себе приглашает.
К вечеру Иеремия и его спутники отправились во дворец. Патриарх волновался. Он чувствовал, что за долгие месяцы жизни в России полюбил Москву и русский народ, отзывчивый, дружелюбный. И если бы его спросили: хочет ли он уезжать, то патриарх ответил бы, что нет. И сожалел, что не остался на патриаршество с престолом во Владимире. Пугал его султан Амурат, коварный и злой властитель, пугал оттоманов Константинополь. Чуждые Иеремии обычаи уже проникли во всю жизнь бывшей столицы Византии, в ней царили произвол и жестокость. Но Иеремия безропотно покорился Божьему Провидению и своей судьбе, и на душе у него стало легче.
Гостей во дворце встречали царица Ирина и Борис Годунов. Иеремия залюбовался царицей, её благородное лицо светилось умом и добротою. Он подумал, что от царицы Ирины исходит тот неугасимый свет, каким озарена жизнь россиян при царе Фёдоре.
Ирина приблизилась к патриарху, попросила благословения:
— Святейший, мы счастливы днями твоего пребывания в России.
— Радуйся, дщерь Господня непроходимая, радуйся стено и покрове, притекающих к Тебе, дочь царственная, — благословляя Ирину, произнёс Иеремия.
В Золотой палате появился царь Фёдор. Шёл он с достоинством. Следом вошли молодые жёны в белых одеждах, подруги царицы. И прежде, чем сесть к столу, пастыри церкви прочитали молитвы во здравие царского рода. Да просили Всевышнего, чтобы проявил милость, дал Государю наследника.
После молитвы царь Фёдор вручил Иеремии свой вклад на возведение новой патриаршей церкви две тысячи венгерских золотых монет. Потом вошли в Золотую палату слуги и внесли вороха мехов, много серебряной посуды, других подарков. Андрей Щелкалов, который пришёл с царскими слугами, подал Иеремии опись того, что царь подарил ему.
Сделал свой вклад в Царьградскую церковь и Борис Годунов. Он преподнёс Иеремии на драгоценном блюде две тысячи серебряных рублей.
После обеда царь Фёдор попросил, чтобы Иеремия поторопил иерархов церкви:
— Должно им без проволочек Соборной грамотой одобрить учреждение Московского патриаршества, святейший владыко, — сказал царь Фёдор и добавил: — Терпение наше испытано.
Ещё царь передал Иеремии грамоту, в которой писал султану:
«Ты б, брат наш Мурат Салтан, патриарха Иеремию держал в своей области и беречь велел пашам своим так же, как ваши прародители патриархов держали в береженье по старине во всём. Ты бы это сделал для нас».