Ко времени моих слёз
Шрифт:
– Если бы он не вызволил меня оттуда, кстати, не испугавшись ответственности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Марина опустила голову:
– Да, наверное… – Она встала, направилась к выходу из гостиной. – Я сварю кофе.
Арсений Васильевич покачал головой, глядя ей вслед.
Ночь после ухода майора они провели беспокойно, ожидая каких-то негативных последствий побега из клиники. Проснулись рано и стали ждать известий от Максима. Но он не позвонил ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов утра, и неудивительно, что у Марины начали сдавать нервы. Она любила Разина, это было
Марина принесла кофе, села напротив. Она постаралась успокоиться, и лицо у нее было бесстрастным, разве что чуть бледнее обычного.
– Что будем делать, папа? Может, поедем в Родомль, к Стеше? Максим же советовал уехать.
– Я тоже об этом думаю, и вот что… – Арсений Васильевич запнулся, почувствовав укол тревоги.
И тотчас же зазвонил телефон.
Оба посмотрели друг на друга, потом Марина вспорхнула с дивана и метнулась к телефону, сорвала трубку:
– Алло!
– Марина, немедленно уходите! – раздался в трубке необычно глухой голос Максима. – Слышишь?
– Где ты?! Что с тобой?!
– Я вас найду! Только уходите… – Голос Максима исчез, в трубке заиграли гудки отбоя.
А Марине показалось, что из трубки выглянул чей-то глаз, подмигнул ей издевательски и скрылся. Она растерянно посмотрела на приблизившегося отца:
– Максим…
– Что он сказал?
– Уходите… я вас найду… и все.
– Значит, надо уходить. – Арсений Васильевич расправил плечи, преодолевая нежелание куда-то ехать и вообще что-то делать. – Собирайся.
Сам он был уже практически собран, все его вещи находились в Жуковском, однако ехать туда не советовал Максим, и Гольцов решил последовать совету, так как понимал, что его там и в самом деле может ждать засада: если не киллеров Системы, то сотрудников ФСБ. Что же случилось там, на работе у майора? Почему он так категоричен? Его арестовали? Поместили в следственный изолятор?
Арсений Васильевич закрыл глаза, сосредоточился на вхождении в общее энергоинформационное поле Земли, но не пошел дальше привычным путем – к трансперсональному каналу, связывающему его с миром Карипазима, а «свернул в сторону», попытался найти в общем кипящем «ментальном» поле человечества знакомую личност ь.
На мгновение голову пронзила колючка… нет, не боли, а очень странного ощущения: словно пчела ужалила, но незлобно, а как бы укоряюще, с сожалением. Хотя и это сравнение нельзя было считать удачным. Для объяснения феномена просто не хватало слов. При этом Арсений Васильевич отчетливо понимал свой организм, ставший по сути непрерывным потоком воспринимаемой и передаваемой информации. Да и внутренний голос, представлявший собой часть психики, часть душевного пространства, осознавшую запасы полученной извне информации, утверждал, что человек вообще является сыном огромной экосистемы под названием Природа и отражает в своем организме информационно-полевую сущность Вселенной, ее глобальную фрактальную конструкцию. А своему внутреннему голосу Арсений Васильевич верил безоговорочно.
Что-то произошло с головой: она превратилась в объемную световую медузу, пронзившую нитями-щупальцами весь околоземной космос. На миг потрясающая глубина всей этой сложной
…брызнул свет в глаза!
Кто-то дотронулся до плеча.
– Пап, ты что? – раздался испуганный голос дочери. – Что с тобой?
Зрение восстановилось.
Он стоял в прихожей, прислонясь к косяку входной двери, чувствуя непривычную тяжесть тела и сдавливающую сознание п л о т ь головы. Улыбнулся смущенно, отвечая на взгляд Марины:
– Все в порядке, Мариш, я просто задумался. И Максим прав, мы с тобой не должны здесь оставаться. Он сейчас находится где-то в Бескудникове, в темном помещении…
– Что с ним?!
– Ничего особенного, его заперли… очевидно, начальство не простило его поступка. Однако он чувствует себя бодро и намерен защищаться.
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда, – подмигнул дочери Арсений Васильевич. – Почувствовал.
– Странно.
– Что?
– Раньше ты не отличался такой чувствительностью.
– То было раньше, а теперь я… другой.
– Ты стал очень скрытным, папа, ничего не рассказываешь, не делишься своими проблемами, как прежде. Почему тебя забрали в клинику ФСБ? Чем ты их достал? Может, ты работаешь на иностранное государство? Или ведешь подрывную деятельность?
Арсений Васильевич невольно засмеялся:
– Не веду, успокойся, и на иностранное государство не работаю. Просто я приобрел некие… м-м, неординарные способности, а в ФСБ есть отдел, который изучает подобные вещи.
– Максим мне говорил, что ты якобы экстрасенс, но я не поверила.
– Не экстрасенс, хотя могу кое-что, залечивать раны, к примеру… – Увидев круглые глаза дочери, Арсений Васильевич спохватился, что ляпнул лишнее, успокаивающе погладил ее по руке. – Мы еще поговорим на эту тему. Ты готова?
Марина не успела ответить.
Зазвонил дверной звонок. Потом дверь содрогнулась от нескольких ударов кулаком, из коридора донесся мужской голос:
– Откройте, милиция!
Марина побледнела, беспомощно посмотрела на отца:
– Что делать?!
Арсений Васильевич напрягся, усилием воли возвращаясь в состояние просветлени я. Проговорил сквозь зубы:
– Это не милиция.
– А кто?!
– Они проследили звонок Максима… надо было сразу уходить.
– Спрячься в спальне!
– Это ничего не даст…
– А вдруг ты ошибаешься, и это все-таки милиция? Я скажу, что одна дома…
Новый звонок, удары в дверь, голос:
– Откройте, гражданка Гольцова, мы знаем, что вы дома!
– Прячься же!
Арсений Васильевич перестал колебаться, сжал руку дочери:
– Попробуй убедить их, что я уже ушел.
Скрылся в спальне, оглядывая интерьер комнаты: кровать, платяной шкаф, трюмо, комод, дверь на балкон… дверь на балкон! Ну конечно!
Он задернул шторы, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери: там раздавались резкие мужские голоса, шаги, голос дочери, утверждавшей, что она одна, и требующей от гостей не проходить в зал в грязной обуви, – открыл дверь на балкон. Елки-палки – одиннадцатый этаж! Не спрыгнешь в сад и не убежишь!