Ко времени моих слёз
Шрифт:
Максим закрыл глаза, делая вид, что ему стало плохо, начал готовиться к в з р ы в у.
– Или все сводится к банальнейшей причине – женщина? – продолжал говорить «профессор». – Мы знаем, что у Гольцова красавица-дочь. Я прав, майор?
Максим открыл глаза:
– Я вспомнил…
Брови командира налетчиков шевельнулись.
– Что именно?
– Где я вас видел.
– Где же?
– В милиции, – серьезно сказал Максим. – Вы попались за мелкую карманную кражу.
– Это смешно, – задумчиво кивнул «профессор». – Ротмистр, двинь-ка его
– Давайте я его кончу, – буркнул верзила.
– Не здесь, вам же потом труп тащить придется.
Верзила поднял ногу, собираясь с силой опустить ее на спину Разина, и Максим «спустил курок» боевого режима.
Нога ротмистра не успела опуститься на спину лежащего.
Максим откатился в сторону, сделал «ножницы», подсечка сработала, и верзила полетел на спину с изумлением в глазах.
Однако «профессор» вдруг проявил неожиданную прыть, в долю секунды оказался рядом и ударил Разина ногой, целя в лицо. Максим увернулся, перекатился через тело Гольцова, вскочил разгибом вперед. Но «профессор» снова возник в метре от него, проворный и быстрый, как хищный зверь. В воздухе мелькнула рука, другая. Максима отбросило в угол, и он разнес телом шахматный столик. Подхватился на ноги, поворачиваясь к «профессору» лицом и осознавая, что встретил достойного противника.
За эти несколько секунд успел вскочить на ноги и верзила-ротмистр (интересно, это у него кличка или реальное воинское звание?), поднял прямоугольный ствол электрошокера.
Не успею достать! – мелькнула мысль. – Хорошо подготовлены ребята!
И в этот момент что-то произошло.
За спиной верзилы сгустилась темнота, он вздрогнул, широко раскрывая глаза, и с грохотом упал лицом вниз. В спине ротмистра торчала рукоять ножа.
Текучий призрак, возникший, казалось, прямо из воздуха, переместился к застывшему «профессору», однако тот снова проявил невероятную для такого пожилого с виду человека реакцию и сноровку, сиганул через всю комнату и нырнул в окно головой вперед.
Треск, звон стекла, шум, удаляющийся топот…
Призрак остановился, превратился в невысокого и не слишком мощного мужчину неопределенных лет, на Максима глянули знакомые голубые глаза.
– Опять вы, – пробормотал он, опуская руки. – Расен…
– Идемте, – сказал голубоглазый, одетый как самый обыкновенный среднестатистический житель России: однотонная коричневая летняя рубашка с короткими рукавами, темные штаны, легкие дырчатые туфли.
– К-куда?
– В машину.
– К-какую машину?
– Ваша на ходу?
– Разумеется.
– Я поеду с вами.
– Но Гольцов…
Расен склонился над Арсением Васильевичем, что-то сделал, и тот зашевелился, застонал, с трудом сел, держась за голову. Глаза его были мутными, красными, в них стояла боль. Потом он увидел Разина, раскрыл глаза шире:
– Максим?! Как вы здесь оказались?
– Ведите его к машине, – сказал голубоглазый.
Максим подошел к Гольцову, подставил плечо:
– Идемте.
– Куда?
– К машине.
Они заковыляли
– Стеша! Мама…
Голубоглазый Расен нырнул за ситцевую занавеску, вынес девочку.
– Что с ней?! – дернулся Гольцов.
– Все в порядке, сомлела немного.
– Я заберу ее! – Арсений Васильевич прижал внучку к себе. – А что с мамой?
– У нее сердечный приступ, наши люди отвезут ее в больницу. Не волнуйтесь, все будет хорошо, за ней присмотрят.
– Кто вы?
– Р-р-р-р, – проворчал Максим.
Голубоглазый усмешливо прищурился:
– Это звучит короче – РРР. Но по сути верно. Поторопитесь, скоро все узнаете.
Через полчаса, после преодоления всех заборов, огородов и соседского подворья, беглецы разместились в машине Максима, бесшумно объявился голубоглазый спаситель, и машина тронулась с места, направляясь в неизвестность.
Дощечка четвертая
ПРОЗРЕНИЕ
БАЛЯСЫ
Земля была мягкой как пух и не прилипала к голым коленкам. Арсений ползал по ней от одной кучки картошки до другой, набирал ведро, ссыпал в мешок. Когда набиралось четыре ведра, нес мешок в погреб и опорожнял в подклеть, где картошка и хранилась потом всю зиму.
Тепло.
Ласковое солнце греет спину.
Приятный ветерок овевает лицо.
Пахнет патиной, землей, прелью.
Ранняя – бабье лето! – осень, трава еще вовсю зеленая, а вот листва деревьев уже начала буреть. Недалеко время, которое называется золотой осенью, когда листва берез и кленов принимает все оттенки желтого, оранжевого и красного цвета, красота необыкновенная!
Мама и бабушка копают картошку, о чем-то переговариваясь. Тихие будничные голоса, тишина, покой.
Арсений собирает урожай, но сам далеко отсюда – в будущем, где летают от звезды к звезде диковинные звездолеты и космонавты на каждом шагу встречаются с инопланетянами. Ему четырнадцать лет, и он совершенно счастлив, хотя еще не знает об этом…
– Дедушка! – послышался откуда-то, из других времен и пространств девчоночий голос.
Арсений Васильевич выплыл из омута памяти, вздохнул: до сих пор не прошла эта боль – сладкая боль расставания с детством, сидит занозой в душе, не дает сосредоточиться на реалиях теперешней жизни.
Третий месяц он со Стешей жил в лесу, на берегу небольшого озерца Светлояр, располагавшегося в ста километрах от Владимира и в пятнадцати от ближайшего села Кержень. Расен, голубоглазый воин неведомой структуры РРР, привез их сюда еще летом, сразу после нападения на дом Гольцовых в деревне спецгруппы ФСБ (об этом стало известно позже), вместе с Максимом, и оставил в деревянном домике, принадлежащем местному охотничьему хозяйству, на попечение деда Павла, сторожа и хранителя озера.
– Поживите здесь, покуда все успокоится, – сказал Расен, познакомив гостей с дедом, – я приду за вами.