Кобра
Шрифт:
Вот почему он не включил женщину-детектива в группу Гриссела, которая занималась убийствами во Франсхуке. Пока Мбали была свободна, и теперь ее можно было послать в торговый центр на набережную Виктории и Альфреда.
Начальник участка «Си-Пойнт» стоял в дверях торгового центра. Увидев, что к нему вперевалку приближается капитан Калени с самым решительным выражением лица, он немного испугался. О Мбали рассказывали легенды. Он слышал, что Мбали очень умна, но иметь с ней дело непросто.
Он вежливо поздоровался и протянул руку, собираясь открыть
— Нет, — сказала Мбали, — вы без перчаток.
Начальнику участка нужно было только одно: вывести из-под удара себя и своих людей, избавиться от неприятностей. Он не сказал, что за дверную ручку уже хватались многие. Просто кивнул и наблюдал, как она достает из сумки перчатки и натягивает их.
— А у вас разве нет перчаток? — спросила Мбали.
— Они в машине, — ответил начальник участка.
— Так идите и возьмите их.
Он кивнул и попросил одного из своих детективов принести перчатки.
— А бахилы? — нахмурилась Мбали.
Начальник участка велел детективу принести и бахилы.
Мбали недоверчиво покачала головой и продолжила:
— Наденьте перчатки и бахилы и входите… Только вы!
— Но сержант первым оказался на месте…
— Его я допрошу после того, как выйду. — Мбали повернулась ко второму детективу и сержанту: — Охраняйте дверь!
Затем она вошла.
— С чего вы взяли, что наши кабинеты прослушиваются? — спросил Ньяти.
Жираф, Гриссел и Купидон стояли в цокольном этаже, у одной из дверей бара «Для своих», с табличкой «Раздевалка». Здесь никто не мог ни видеть, ни слышать их.
— Она кое-что сказала, сэр, — ответил Гриссел. — Когда предупредила, чтобы я никому ничего не передавал. «Как только я узнаю, что вы распускаете язык, звонки прекратятся». Она не сказала: «Если я узнаю», она выразилась именно так: «Как только я узнаю». Может быть, я ошибаюсь, но мне стало очень не по себе.
Ньяти долго молчал, склонив голову набок. Наконец он вздохнул:
— Они уже перехватывают нашу электронную почту и прослушивают наши телефоны… Самое грустное, что ты, скорее всего, прав. И нам придется допустить, что так оно и есть.
— Да, сэр.
— Возвращайтесь к себе, скопируйте все, что у вас есть, — только вдвоем. Ни с кем не обсуждайте подробности. Скопируйте, и все. Принесите мне все оригиналы, и я передам их сотруднику ГАБ, когда он приедет.
— Сэр, значит, мы продолжим расследование? — спросил Купидон.
— Вот именно! — ответил Ньяти.
Мбали Калени с трудом сдерживала слезы.
Это была ее самая большая тайна, она была даже больше, чем огромные порции жареной картошки из закусочной KFC, которыми она лакомилась в одиночку у себя в кабинете. Больше, чем мечты об актере Джимоне Хонсу, которые она иногда позволяла себе перед сном в постели. На месте убийства ей всегда хотелось плакать. От горечи потери, бессмысленности произошедшей трагедии, но превыше всего — от способности человека ко злу. Вот
Она говорила с начальником участка подчеркнуто строго, потому что ей очень хотелось войти на место преступления в одиночку. Она не имеет права показывать им свои слезы. Достаточно одного-единственного проявления слабости, и коллеги-мужчины сживут ее со свету. Но сейчас, пока ее никто не видит, она могла немного дать себе волю: ссутулиться и молча поплакать. Она порылась в сумке и достала упаковку бумажных носовых платков. Шмыгая носом, смотрела на пять безжизненных тел. Сегодня на их близких, отцов, матерей, жен, детей, обрушится горе. О трагедии будут несколько дней писать на первых полосах, а потом посторонние люди все забудут. И только для родственников погибших трагедия будет продолжаться. Продолжится цепь несчастий. Они потеряли кормильцев. Убийство умножило горе, бедность и страдания. Преступление оставит след и в будущем. Дети убитых будут рассказывать социальному работнику или судье: «Мой отец погиб, когда мне было четыре года…»
Мбали вытерла слезы, затолкала платки назад в сумку. Расправила плечи и приступила к осмотру места преступления.
Тейроне Клейнбои перебежал Огаст-стрит и понесся через пустырь. Подтянувшись, перелез через высокую бетонную стену, за которой скрывалась средняя школа. Ему хотелось оказаться среди людей, на Скотсе-Клоф это было его единственным спасением: домов здесь мало, а улицы широкие.
Он перелез через забор. На школьном дворе было тихо. Каникулы! Он забыл, что сейчас каникулы.
Он пробежал мимо школьных зданий, мимо площадки для игры в нетбол, бросился к главным воротам. Пожилой охранник в надетой набекрень военной фуражке зашагал к нему с той стороны площадки, что-то крича и размахивая узловатой палкой.
Тейроне не остановился. Высокие главные ворота оказались запертыми, правда, на длинную цепь, он протиснулся в узкую щель между створками и оглянулся.
На школьном дворе не было никого, кроме старика охранника. Он размахивал руками и выкрикивал что-то непонятное. Фуражка сбилась на сторону.
Он бежал по улице, мимо многоквартирных домов, уродливых строений, где между окнами тянулись бельевые веревки. Какая-то пожилая женщина крикнула ему вслед:
— Смотрите, как бежит!
Тейроне радовался, что бежать приходится под гору. Свернул налево, через задние дворы, повернул на Черч-стрит.
Снова оглянулся.
Никого.
Они поспешно копировали все что только можно. Гриссел передавал документы, а Купидон, более продвинутый в техническом отношении, управлялся с копировальным аппаратом.