Кобзарь
Шрифт:
Носила, носила,
заработала немного
и в лавре купила
Марку шапочку святую
с Ивана святого,
чтоб голова не болела
у Марка родного.
И колечко от Варвары
невестке достала
и, всем святым поклонившись,
домой возвращалась.
Возвратилась. Катерина
и Марко встречают
за калиткой, ведут в хату
и за стол сажают;
напоили, накормили,
про путь расспросили,
ей
постель постелила.
«За что они меня любят?
За что почитают?
О Боже мой милосердный,
может, они знают...
Может, они догадались...
Нет, не догадались —
они добрые...» И Ганна
тяжко зарыдала.
VI
Трижды речка замерзала
и трижды вскрывалась;
трижды в Киев работницу
Катря провожала,
как мать свою. И в четвертый
ее проводила
до кургана в поле чистом
и Бога молила,
чтоб скорее возвращалась,
а то пусто в хате,
словно мать ушла куда-то,
покинула хату.
В воскресный день после пречистой —
после успенья, дед Трофим,
надевши брыль, в сорочке чистой
сидел у хаты. Перед ним
играл с собакой внучек малый,
А внучка, в кофту нарядясь
в Катрусину, как бы пришла
проведать дедушку. Смеясь,
старик с шалуньей говорил,
как с настоящей молодицей:
«А что же ты без паляницы?
Иль по дороге кто стащил?
Или забыла взять из хаты?
А может, вовсе не пекла?
Э, стыдно как! Ну, хороша ты!..»
Вдруг — глядь! — работница вошла
Во двор. Со стариком внучата
бегут встретить свою Ганну.
«А Марко?» — в тревоге
деда спрашивает Ганна.
«Все еще в дороге».
«А я нынче утомилась,
дошла к вам насилу.
Не хотелось на чужбине
ложиться в могилу!
Только б Марка мне дождаться...
Так тяжко вдруг стало!»
И внукам из узелочка
гостинцы достала —
дукатики, и крестики,
да бусы цветные
Яриночке, да из фольги
образки святые;
Карпу глиняную птичку
и лошадок пару,
и четвертый уже перстень
от святой Варвары
Катерине. Деду свечки
из воска святого;
лишь себе с Марком подарка
Ганна никакого
не принесла, не купила,
денег не хватило,
а работать не могла уж.
«А тут где-то было
полбубличка!»
По кусочку
детям раздавала.
VII
Вошла
ей ноги помыла
и полдничать усадила.
Не до того было
старой Ганне.
«Воскресенье
когда?» — вдруг спросила.
«Через день».— «Молебен нужно
справить — помолиться
Николаю-чудотворцу,
вынуть бы частицу, —
что-то долго Марка нету...
Сохрани нас Боже, —
он в пути не заболел ли,
вернуться не может?»
Заплакала работница,
еле-еле встала
из-за стола.
«Катерина!
Не та уж я стала:
состарилась, силы нету
на ноги подняться.
Тяжко, Катря, в чужой хате
смерти дожидаться».
Захворала, несчастная.
Уж и причащали
и соборовали Ганну,
да легче не стало.
Возле хаты Трофим старый
как убитый бродит.
Катерина ж от болящей
на шаг не отходит;
День и ночь она над Ганой
очей не смыкает,
А сычи на крыше ночью
худое вещают.
Ни минуты болящая
покоя не знает,
все расспрашивает Катрю:
«Катруся родная!
Что, Марко не воротился?
Ох, если б я знала,
что дождусь его, увижу,
может, легче б стало».
VIII
Идет Марко с чумаками.
Идет, распевает,
не спешит, волов пастися
в степи отпрягает.
Везет Марко Катерине
сукна дорогого.
Шелком шитый пояс красный
для отца седого.
Красный с белою каймою
платочек для Ганны,
А еще ей на очипок
парчи златотканой.
А для деточек сапожки,
фиг и винограду,
а всем вместе им — красного
вина из Царьграда
ведра три везет в бочонке,
доброй икры с Дона, —
всего везет, да не знает,
что творится дома.
Идет Марко, не горюет.
Пришел — слава Богу!
И ворота отворяет,
и молится Богу.
«Слышишь ли ты, Катерина?
Марко воротился!
Беги встречать. Скажи ему,
чтоб поторопился!..
Слава тебе, Христе-боже!
Дождалась насилу!» —
и Отче наш тихо-тихо,
как сквозь сон, твердила.
Старик волов распрягает
и ярма снимает
узорные. А Катруся
Марка обнимает
«Где же Ганна? Не спросил я