Кочегарка
Шрифт:
Нед попытался забросить бутылку с виски через распахнутую переднюю дверь, но смог добросить ее только до крыльца. При этом бутылка даже не разбилась. Повторять попытку он не стал, чтобы не растрачивать впустую их скудные запасы, так что внутрь бутылки стал швырять Джо. Несколько штук он забросил на второй этаж.
Дом стоял совершенно темным. Все огни в нем погасли. Джолин казалось, что дом притаился, как хищник в ожидании своей жертвы. Она отвела Скайлара на несколько шагов назад.
Осталось всего две бутылки. Шеф полиции отпил из одной и протянул ее Джо, который тоже приложился к ней, а потом засунул в нее
– Все назад.
Джо держал бутылку, пока Нед поджигал импровизированный фитиль.
– Давай, – крикнул начальник полиции.
Полицейский бросил горящую бутылку в открытую входную дверь, и они услышали гул тяги и неожиданный рев, когда заполыхало фойе. Джолин не знала, что сделал Джо внутри дома и куда он поставил канистры с бензином, но, по-видимому, этот парень хорошо знал, что делает, потому что здание вспыхнуло практически моментально. Раздался звук удара металла о металл, а потом посыпалось стекло, когда одна из канистр разбила панорамное стекло в гостиной и полетела в их сторону, по дороге ударившись в сосну и упав рядом с патрульной машиной.
Все они отошли подальше.
Вторую бутылку сохранили на тот случай, если не загорится от первой, но она оказалась никому не нужна. Горящие шторы развевались в разбитом панорамном окне, окутанные клубами черного дыма. И гостиная, и фойе превратились в огненное инферно. Лопнуло еще одно стекло, и еще одно…
Они стояли и смотрели, и ночь темнела у них за спинами по мере того, как все ярче и ярче разгорался огонь. Переходя из комнаты в комнату, он выскочил на крыльцо, где лежала неразбившаяся бутылка Неда, и лизнул кровлю.
Джолин показалось, что откуда-то из глубины пламени раздался крик ярости, безумный разъяренный рев, который смешался с ревом огня. «Доберется ли огонь до подвала?» – подумала она. Даже в первом подвале было мало того, что могло бы гореть. И хотя маловероятно, что пламя сможет пробиться сквозь крышку люка, все равно любой человек там задохнется от дыма и умрет от недостатка кислорода.
Но то, что находилось в доме, не было человеком.
Будем надеяться, что тяжесть обрушившихся конструкций и высокая температура превратят подвал в простую яму, заваленную вонючим пеплом.
– Он не в подвале, – поднял на нее глаза Скайлар, как будто отвечая на ее незаданный вопрос. – Совсем нет. Он во всем доме.
Джолин надеялась, что сын знает, о чем говорит.
Держа его за маленькую ручку и глядя на пожар, она вновь услышала нечеловеческий рев. И поняла, что так оно и есть.
Глава 36
Промонтори-Пойнт, штат Юта
Пожилой мужчина, похожий на старателя, с тремя камерами на шее, лежал, зарезанный, у ее ног. Его изломанное тело было покрыто кровью и блевотиной.
Ее блевотиной.
Анджела вытерла рот – ее желудок все никак не мог успокоиться, а нос заполняла вонь близкой смерти. Все вокруг нее уже или умерло, или умирало. Она не имела ни малейшего представления, что за существо, состоящее из одних когтей и молчаливого желания убивать, появилось в Пойнте. Она знала только, что оно было сделано из плесени, той самой плесени, которую передал ей труп в тоннеле,
А она, так же как и в Флагстаффе, не пострадала. На нее плесень не имела никакого влияния. И, насколько понимала Анджела, она никак не влияла на коренных жителей Америки.
Ее влиянию подвергались только белые.
Вывод был очевиден. Во Флагстаффе она превратила их в непредсказуемых и опасных фанатиков. Здесь она вырезала их десятками. Анджела могла только предположить, что сама осталась невредимой из-за своих мексиканских предков, из-за того, что сама относилась к национальному меньшинству.
Все это было совершенно невероятно. Невозможно было поверить в само понятие «политически корректного монстра». Но, с другой стороны, как объяснить произошедшее? Почему китайские мертвецы и их пособники пощадили ее и коренных жителей, но с такой яростью набросились на съемочную группу Си-эн-эн, состоявшую из белых людей? Что все это значит?..
Анджела стала лихорадочно оглядываться, пока не увидела в толпе знакомое лицо, которое искала.
Дерек.
Он жив.
В этой свалке они потеряли друг друга, и вот сейчас Анджела испытывала какое-то иррациональное облегчение от того, что видела его живым.
Она вспомнила фото отца Дерека у них в доме. Миссис Йонт стояла рядом с мужчиной, чья кожа была значительно темнее ее собственной.
Дерек увидел ее в тот же момент, когда она увидела его. Он подбежал к ней и в отчаянии крепко обнял ее. Ее сердце засбоило, и она затрепетала от ужаса. Где его мама? И брат? Анджела ответила на его объятие, и по тому, как ссутулились его плечи и как он зарылся лицом в ее волосах, поняла, что он плачет.
«Только не это», – подумала она.
«Да», – подсказало ей ее сознание.
Вокруг них, как по волшебству, а может быть, повинуясь инстинкту, который привел их сюда, коренные жители Америки взялись за руки и запели. Это напомнило ей об акции, во время которой цепь держащихся за руки людей протянулась через весь континент. Это было еще до того, как она родилась, но ее родители принимали в ней участие. Однако в том, что делали индейцы, было что-то от некоего религиозного обряда. Глаза многих мужчин были закрыты, и выглядели они так, как будто знали, что умрут, и решили пассивно ожидать своего конца, а пением и держанием за руки демонстрировали свою готовность подчиниться судьбе.
Когда к цепи людей подошли двое коренастых мужчин, Анджела заметила, что за тем местом на железнодорожном полотне, на котором они только что стояли, лежит тело матери Дерека, располосованное от горла до паха. Ее окровавленные внутренности вывалились на железнодорожные шпалы. Почувствовав позывы, Анджела отвернулась, стараясь, чтобы ее опять не вырвало, хотя она и сомневалась, что в желудке у нее хоть что-то оставалось. Девушка почувствовала, как в душе у нее образовался вакуум, ноющая дыра, которая грозила расти до тех пор, пока ее собственное «я» не свалится в нее и не исчезнет. Вид мертвой матери своего друга и осознание того, что его младший брат тоже лежит где-то, бездыханный и изуродованный, больно ранили ее душу. Она начала молиться. Это был просто условный рефлекс. Привычка. Молитва давала ей силы и успокаивала ее в тяжелые времена.