Кочубей
Шрифт:
Князь Меншиков выстроил снова конницу и бросился на шведов. Более двух часов мы бились с ними с переменным счастием. Под князем убито две лошади. Шведы дрались, как львы. Палей, едва держась на коне, не хотел оставить поля битвы и понуждал наших продраться сквозь шведскую линию. Мы, как говорится, резались на ножах; наконец шведы дрогнули и начали отступать. Мы, как отчаянные, бросились на них, с воплями обратили их в бегство, гнали до самых траншей полтавских и там, отрезав их и поставив между двух огней, принудили положить оружие. Это был первый наш успех: он ободрил войско.
Между тем оба войска выстроились в линиях и сошлись на пушечный выстрел. Паши пушки загремели и страшно били в стеснённый фрунт неприятеля. У шведов едва было несколько пушчонок. Карл приказал своим ударить в штыки, надеясь неслыханною дерзостью изумить наших неопытных воинов и отнять наши пушки. Часть русской пехоты дрогнула и побежала в тыл. Вдруг явился сам царь с Преображенским полком! Явился он, как Бог
Земля дрожала от грома пушек; ружейные пули свистели, как ветер на всём пространстве; ядра рыли землю, и вдруг, по слову царскому, раздалось восклицание: «Вперёд! Ура!» Всё русское войско двинулось в одно мгновение. Наша конница, на обоих крылах, бросилась опрометью на шведов, пехота с барабанным боем ударила в штыки, и пошла резня! Шведы стояли крепко, защищались до последней крайности, около двух часов сряду, но не могли отбить нас. Мы разорвали их фрунт, разбили твёрдые ряды на малые толпы и уже били их, как овец, или заставляли бросать оружие и просить пощады. Всё, что могло бежать, побежало с поля битвы. Большая часть шведских генералов, видя невозможность спастись, — отдались в плен.
Оба государя во всё время боя находились в первых рядах, под ядрами и пулями. Три пули попали безвредно в нашего царя. Раненый король осыпан был ядрами, которые убили несколько человек возле его качалки и под ним лошадь, когда он садился на неё, чтоб спасаться от плена. Царь провозгласил победу... Радостные восклицания наших раздавались по обширному полю...
С дружиною нашею я бросился за бегущими шведами и врезался в средину их, надеясь догнать Мазепу, которого безуспешно искал в битве. От казаков его, захваченных мною в плен, узнал я, что этот хитрец бежал при самом начале сражения... Лошади наши были измучены, и мы должны были остановиться. Злодей ускользнул на сей раз от моего мщения!..
Огневик кончил рассказ, облокотился на стол, закрыл лицо руками — и погрузился в думу.
Несколько минут продолжалось молчание.
— Чего ты требуешь от меня, друг мой! — сказал Чернов, взяв за руку Огневика и крепко пожав её. — Скажи! Я готов с тобой в огонь и в воду!..
— Я был безумен, что хотел приковать тебя к моей горькой участи, — сказал Огневик. — Нет, друг мой! Ступай в Москву, где у тебя есть родные, где ты найдёшь дружбу и... любовь... Ещё всё перед тобою, а передо мной одна могила! Где мне преклонить голову, безродному, бесприютному? Вольница Палеева не существует, и он сам уже одной ногой в гробу. С ним разорвётся последний узел, привязывающий меня к земле. Не хочу жить ни в Запорожье, которое превратилось в разбойничий притон, ни в гетманщине, где одни происки, родство и низкопоклонство доставляют отличие... В Москве и в Петербурге душе моей будет тесно и душно, а сердцу холодно... Взросши и возмужав в степях, я гнушаюсь искательством и раболепством. При Палее я привык не только говорить всё, что думаю, но даже думать вслух, а в городах этого не любят!.. Не хочу нищенствовать перед людьми!.. И что могут дать мне люди? Они не дадут мне спокойствия, которое я потерял навеки, не дадут счастья, которое я вкусил в любви... В любви!.. О, друг мой, эта любовь сожгла моё сердце, выветрила душу... Я теперь труп, тело без души и без сердца... Одно чувство поддерживает жизнь мою — месть!.. Крови жажду я, крови!..
Лицо Огневика пылало, глаза искрились. Он вскочил с места, пожал руку Чернова и бросился к дверям.
— Нет, я не оставлю тебя! — воскликнул Чернов, удерживая его. — Не люби меня — но и не презирай! Я достоин разделять с тобой твоё горе и опасности!..
Огневик бросился в объятия своего друга. Через час они уже скакали к Днепру, на лихих конях.
Сколь ни тверда была душа Мазепы, но не могла выдержать столь сильных ударов судьбы. Все надежды обманули его, ни одно желание не исполнилось, все сладостные ощущения сердца превратились в болезненные язвы. Он мужался наружно, но страдал и унывал внутренно, и когда наконец царь Пётр потребовал от Порты изъятия Мазепы из покровительства, а в переговорах о мире с Карлом XII поставил непременным условием выдачу изменника, тогда участь Паткуля, истерзанного мстительным Карлом, представилась его воображению, и страх преодолел все его силы. Мазепа заболел телом и душою. Почти два месяца он находился при дверях гроба; наконец усилия искусного королевского медика Неймана исцелили телесный недуг, а уверения короля, что не выдаст его за царство, — успокоили, хотя и не уврачевали души. Во второй половине сентября Мазепа уже находился вне опасности, хотя не вставал ещё с постели. Ом жил в Варнице, неподалёку от Бендер, в доме греческого купца. Предполагая, что все дела и слона его будут известны в Малороссии, и зная, что набожность почитается там матерью всех добродетелей, Мазепа велел строить, в Варнице, русскую церковь и призвал с Афонской горы несколько монахов, между коими находился один русский.
Карл XII был принят турецким правительством с честью и великолепием. Султан, визирь и паши наделили его богатыми палатками, конями, драгоценным оружием.
Карл оказывал тем большее уважение к Мазепе, чем более ненависти изъявлял к нему Пётр Великий, и почти ежедневно навешал больного, сообщая ему новости, получаемые из Константинополя, — поддерживая дух его блистательными мечтами. Недоверчивый Мазепа сам увлёкся, наконец, надеждою на помощь Порты и, когда оправился от болезни, стал замышлять снова о достижении своей цели — отторжения Малороссии и Украйны от России. Однажды после беседы с королём он призвал к себе, для совещания, Орлика и Войнаровского. В первый раз после Полтавской битвы они увидели его с весёлым лицом и с улыбкою на устах. Он сидел в постели и казался бодр и здоров.
— Садитесь, друзья мои! — сказал Мазепа, приветствуя их рукою.
Они сели. Мазепа продолжал:
— Я сказывал тебе. Орлик, что ещё дело не решено между мною и царём Московским. Он велел духовенству предать меня проклятию, приказал влачить по грязи моё изображение и сжечь его рукою палача... Он отнял у меня нажитые трудами поместья и сокровища и обещает триста тысяч ефимков Муфтию, чтоб он убедил султана выдать меня царю, для позорной казни!.. На всё это я буду отвечать царю в Москве... Что вы удивляетесь?.. Да, в Москве! Понятовский приобрёл милость матери султана и наконец успел убедить верховного визиря в пользе войны с Россиею. Порта даёт нам двести тысяч отборного войска, которым будет начальствовать наш северный лев, наш Ахиллес!.. Счастье изменило ему, но для того только, чтоб научить своего любимца благоразумию. Герой пребудет героем! Швеция вооружается и ударит на царя от севера. В Польше умы в волнении. Тебя, племянник, я хочу выслать в Польшу, с важным поручением. Партия Станислава упала духом, но и король Август не много имеет приверженцев. Дружба его с царём Московским не правится шляхте, а присутствие саксонских войск в Польше ожесточает народ. Ты должен войти в сношения с обеими партиями и представить им, сколь опасно для Польши торжество и возвеличение России, имеющей притязания на многие области, принадлежащие ныне Польше. Карл доказал, что он не ищет ни завоеваний, ни уничтожения польских прав, ибо, завладев всею Польшею, он довольствовался только низвержением с престола враждебного ему короля. Итак, со стороны Швеции Польше опасаться нечего; но сильная Россия пожелает возвратить прежние уделы русских князей, так как отняла у Швеции Ингрию, бывшую некогда Новгородской областью. Сильный берёт своё где может и как может... Таким образом Белоруссия, часть Литвы, Волынь, Подолия, Украйна будут русскими... Припомни полякам слова мудрого их короля Иоанна Казимира, когда он, слагая венец, предсказал им, на Сейме, отторжение от Полыни областей и даже раздел королевства между соседями... Польские вельможи делают всё возможное, чтоб оправдать предсказания Иоанна Казимира! Убеди их, что теперь представляется единственный и последний случай нанести удар России!.. Пусть они вооружатся и вторгнутся в сердце России, в одно время с нами... Король обещает Польше Смоленск, Киев, княжество Северское... Сверх того, я с Малороссией и Украйной буду вассалом Польши, Карл даёт тебе полномочия, я дам моё благословение — и деньги. Ты молод, ловок и красив — ищи в женщинах... Дульская изменила мне в любви...
Войнаровский покраснел и потупил глаза. Мазепа, не показывая виду, что заметил это, продолжал:
— Но я прощаю ей и её любовникам и требую верности только в связях политических. Возбуди в ней прежнюю ревность к делу короля Станислава, а между тем старайся познакомиться с графинею Кенигсмарк, любовницею Августа, и приобресть её доверенность... хотя бы любовью!.. — Мазепа улыбнулся и замолчал. Отдохнув несколько и собравшись с мыслями, он сказал: — Рели Август будет так умён, что воспользуется счастливыми обстоятельствами, восторжествует над своим совместником и овладеет престолом, старайся соединить обе партии под знамёнами сильнейшего и, найдя доступ к королю, убеди его, сколь опасны для него дружба и покровительство царя Московского. Уверь его, что если он ополчится на Россию, то Карл забудет старую вражду, выхлопочет для Станислава какую-нибудь немецкую область или отдаст ему свою Померанию, а короля Августа усилит на польском престоле... Я не могу предписать тебе правил поведения... Всё зависит от местных обстоятельств, но помни, что в Польше всё можно сделать посредством женщин, ксензов и — денег и что даже самые деньги приобретаются там посредством тех же женщин и ксензов. О патере Заленском я не имел никакого известия... Но все иезуиты вылиты в одну форму. Обещай им власть — и они будут помогать тебе... Теперь ступай к королю за бумагами — и обойми меня. Орлик выдаст тебе на первый случай десять тысяч червонцев...