Код Бытия

Кейз Джон

– Не забывай нас. Звони. А парня, стоящего за этим делом, я имею в виду Гримальди, следовало бы заклеймить тремя шестерками. Он – дьявол во плоти.

Глава 23

Наступило и прошло Рождество, но за это время ничего не случилось. В Италии по сравнению со Штатами Рождество праздновали по-домашнему. Здесь не было подарочного азарта, обязательных за океаном вечеринок, сумасшедшего покупательского ажиотажа и несколько натужного веселья. Жизнь в Риме казалась тихой и даже немного патриархальной. Один день плавно переходил в другой, и наконец подкрался новогодний вечер.

Для Ласситера эти дни

прошли довольно бестолково. Сняв апартаменты в небольшом отеле к северу от парка Боргезе, он отправился в стоматологическую лечебницу на улице Королевы Елены, где осевший в Италии бритт удалил ему остатки утраченного в Неаполе зуба. Двумя днями позже в Международном госпитале Сальватора Мунди Джо сделали рентгенограмму, из которой он понял, что его лишь помяли, но не покалечили – ребра были не сломаны, а только сильно ушиблены.

Ласситер обедал в забытых Богом тратториях и поглощал детективы издательства «Пингвин» в оранжевых бумажных обложках. Он поздно вставал и совершал длительные утренние пробежки. Вначале Джо хотел заявить в полицию по поводу Бепи, но после недолгого совещания с Вуди отверг эту идею. Что он может сказать? Делиться с властями своими подозрениями неразумно, по крайней мере так полагал Вуди. Да, СИСМИ почистили, но насколько тщательно? У Гримальди там наверняка остались друзья. И кто знает, насколько сильно переплетаются интересы СИСМИ и «Умбра Домини»? Лучше тихо залечь на дно и подождать, пока осядет взбаламученный ил.

В общем, в ожидании Рождества Ласситер голову не высовывал. Он регулярно названивал в Штаты, но делал это с телефона-автомата на железнодорожном вокзале. Дома тоже не было никаких новостей, даже переговоры с «Американ экспресс» отложили до Нового года.

– Здесь никто не работает, – сказала Джуди. – Все всё откладывают.

Ласситер ответил, что понимает, и это действительно было так.

Он проверил автоответчики своих телефонов. Там оказалось полдюжины приглашений, много просьб позвонить и поздравления от не самых близких и дорогих людей. Моника оставила взволнованное, пронизанное любовью послание, а Клэр оказалась холодной и жесткой. Ласситер хотел позвонить обеим, но отказался от этой идеи, поскольку не знал, что сказать.

Вечерами, сидя в парчовом кресле, он вспоминал свой дом в Маклине. «Геральд трибюн» писала о сильном снегопаде в округе Колумбия. «Снежное Рождество», – думал Джо. Перед его мысленным взором появлялись подъездная аллея, маленький деревянный мостик, деревья, опушенные белым. А глядя из дома через стеклянную крышу атриума, он видел бледное зимнее небо.

Время от времени его мысли обращались к Кэти и Брэндону. Он уже с трудом восстанавливал в памяти их фигуры и лица. Особенно угнетающе действовали на Ласситера воспоминания о племяннике. Он был таким… солнечным малышом. В какой восторг он пришел бы при виде снега! Через год-другой Брэндон стал бы играть в футбол, а Ласситер с нетерпением ожидал бы момента, когда можно будет учить его настоящей игре. Почему бы и нет? Брэндону требовался отец. А кто мог бы выступить в этой роли лучше Джона Ласситера – члена альянса?

Но вот появился Гримальди. А после Гримальди – термит. Термит.

Ласситер отогнал мрачные воспоминания и направил мысли к более приятным материям. Наверное, дома скопилась целая гора почты. Десятки журналов, каталогов и поздравительных открыток из юридических контор Вашингтона, Нью-Йорка, Лондона и Лос-Анджелеса. Правда, в открытках красуются только так называемые «сезонные поздравления».

Когда Ласситер, лежа в постели, мрачно пялился в потолок,

до него вдруг дошло: он не хочет возвращаться домой.

Ни сегодня. Ни завтра. А может быть, никогда.

Ему не хотелось «знакомиться с достопримечательностями». Он пару дней пытался побороть равнодушие к прелестям Рима, посетив Ватиканский музей и Сикстинскую капеллу, но тщетно. По-настоящему его занимал лишь Гримальди. Ласситер решал кроссворды в «Геральд трибюн» и пил слишком много красного вина за ужином.

И вот наступил Новый год – весьма подходящее время, чтобы забыть о прошлом и строить планы на будущее. В предновогодний вечер Ласситер долго не выходил из номера, затем поужинал в близлежащей траттории кальмаром под маринадом, салатом с фенхелем, равиоли и изрядным куском зажаренного на открытом огне ягненка. Выпил эспрессо и съел кусок торта. Бесплатно от заведения он получил огромный бокал санто.

Ласситер неторопливо выпил вино и вышел, оставив щедрые чаевые. Он двинулся к отелю, рядом с которым располагался старинный бар со сводчатым кирпичным потолком и большим телевизором. Сейчас бар был переполнен рабочим людом. Жены отсутствовали, хотя в толпе Джо заметил несколько броско одетых женщин с размалеванными лицами и ярко-красными ногтями. Не проституток в буквальном смысле этого слова, а девушек для танцев. Девицы натужно смеялись, и Джо снова остро ощутил одиночество.

На телевизионном экране «Фиорентина» сражалась с «Лацио». Передача шла в записи. «Лацио», очевидно, восторжествовал, потому что зрители, предвидя очередной момент славы «Лацио» или новое подтверждение вероломства «Фиорентины», начинали толкать друг друга и громогласно комментировать то, что вот-вот должно было произойти. Обсуждая игру, они, не стесняясь в выражениях, поносили судью.

Пробило одиннадцать, когда Ласситер, подозвав молодого официанта, дал понять, что хочет угостить шампанским присутствующих. После того как официант раздал бокалы и с помощью двух добровольцев из посетителей наполнил их «Моэт Шандоном», все приветствовали Ласситера нестройными криками и даже сопроводили вопли хоровым пением. Ласситер сделал заказ по второму кругу и уже подумывал о третьем, но официант, взглянув ему прямо в глаза, покачал головой. Взяв ручку, молодой человек нацарапал:

«Моэт Шандон»: 144 000 лир.

«Асти Спуманте»: 6 000 лир.

Затем он мастерски изобразил, насколько пьяны его клиенты, так что изводить на них «Моэт Шандон» не имеет смысла. Ласситер принял это предложение, и «Асти Спуманте» полилось рекой, ничуть не уменьшив радостного настроения публики. Наконец наступила полночь, и приветственные крики в адрес Ласситера достигли апогея. Когда же он наконец решил уходить – не более трезвый, чем его собутыльники, – все посетители заведения поднялись с мест. Послышались аплодисменты, громкие тосты, содержания которых Ласситер не понял, и громовое, но произнесенное вразброд пожелание счастья. После этого он ушел, оставив официанту на чай почти две сотни долларов.

Телефонный звонок разбудил его ровно в восемь часов утра. Потянувшись за трубкой, Ласситер испытал нечто вроде ужаса: вчера у входа в отель его долго целовала какая-то женщина. Оставалось надеяться, что он не притащил ее к себе в номер, потому что… не говорит по-итальянски.

«Господи, – подумал Джо. – Ведь у меня даже не похмелье. Я все еще просто пьян».

– Хел-ло-о! – раздался в трубке радостный голос Роя Данволда. – Надеюсь, я тебя не разбудил?

– Конечно же, нет. Я… читал молитву.