Код Мандельштама
Шрифт:
В трагедии Расина Федра обращается к Солнцу с последними словами:
О лучезарное, державное светило, Чьей дочерью себя надменно объявила Мать Федры! За меня краснеешь ты сейчас? [36]Как и у Расина, мандельштамовская Федра не проклинает солнце, напротив, она страдает от своего греха и оттого, что запятнала солнце этим грехом.
Ночь — время любви, страсти, тайного греха, зла. Поразительный образ: Федра у Мандельштама — ночь.
36
Расин Ж.
Черноте ее грешной любви противопоставляется белый день, она сама («Федра — ночь») противопоставляется дню, свету. Она, злодейка, «ночь», пятнает своим грехом солнце. Схематически это явное противопоставление может быть представлено так:
Как выразительно это «Я» Федры, мечущееся между добром и злом, светом и тьмой, но тьмой уже поглощаемое!
День безгрешен и прост, поэтому так и уязвим, как уязвимо добро легко совершаемым грехом.
Прост и единственный (устоявшийся, фольклорный) эпитет, относящийся к слову «день», — белый день, среди бела дня.
Ночь же многообразна в своей кромешной грешной черноте: тут и черная страсть Федры, чернота ее помыслов и вожделений, бесконечная тьма смерти, чернота огня чадящего погребального факела, тут и бесстыдство Федры-ночи, и чернота ее любви, и агрессия ее клеветы:
— Мы боимся, мы не смеем Горю царскому помочь. Уязвленная Тезеем На него напала ночь.Ужасна эта нападающая, атакующая ночь.
Особенно страшна ночь бессонная.
Ночь, не дающая покоя и сна, рождает чудовищ, делает черным само солнце. Хор у Мандельштама декламирует: «Страсти дикой и бессонной // Солнце черное уймем».
Отныне образ черного солнца станет одним из ярчайших атрибутов лирики поэта, найдет он свое отражение и в прозе: «Я вспоминаю картину пушкинских похорон, чтобы вызвать в вашей памяти образ ночного солнца, образ последней греческой трагедии, созданной Еврипидом — видение несчастной Федры» («Пушкин и Скрябин»).
Конфронтацию греха и чистоты (а по Мандельштаму НОЧИ и ДНЯ) можно продемонстрировать так:
Круг замкнулся. Противоречия стерлись. Нет ночи без дня.
Нет Федры без Ипполита. А что же Ипполит без Федры?
Об этом стоит еще подумать. А пока отметим, что уже в 1916 году ночь определяется поэтом как МАЧЕХА.
Федра — мачеха. Федра — ночь. Ей сострадает рожденный ночью (и в прямом, и в поэтическом смысле) поэт, к ней тянется, ее боится.
Ночь и смерть. Ночь и любовь
В стихотворении «Зверинец» (1916), посвященном войне, охватившей Европу, поэт пишет о битве, в которую вступили народы в начале XX столетия — «в начале оскорбленной эры». Стихотворение это перекликается с державинской одой «На взятие Измаила», где поэт говорит о тщете войны:
Напрасно, бранны человеки! ВыА в стихах «На шведский мир» Державин отождествляет воюющие стороны с орлами и львами:
Орлы и львы соединились: Героев храбрых полк возрос; С громами громы помирились: Поцеловался с шведом Росс.У Мандельштама в «Зверинце» сражаются меж собой германский орел, британский лев, галльский петух. Что может сделать всего лишь поэт, чтобы вернуть миру «воздух горных стран — эфир»?
Я палочку возьму сухую, Огонь добуду из нее, Пускай уходит в ночь глухую Мной всполошенное зверье!В глухую ночь — ночь небытия (туда, где грех, преступные страсти, черные помыслы) — должны уйти воюющие. «Мы для войны построим клеть», — надеется поэт:
В зверинце заперев зверей, Мы успокоимся надолго, И станет полноводней Волга, И рейнская струя светлей И умудренный человек Почтит невольно чужестранца…Традиционный по отношению к ночи эпитет (см. у Тютчева: «Во мне глухая ночь, и нет для ней утра…»).
Традиционная чистота поэтических помыслов.
Неповторимый подход к теме.
Чрезвычайная трагическая энергетика стиха.
Однако перспективы ложны, и нет пока понимания войны, как факта жизни космической. Война ощущается поэтом как зоологическая стадия в развитии человечества, война — дело человека примитивного, не «умудренного», грех и зло.
А тем временем глухая ночь надвигается. Не потому ли в любовной лирике возникает тема смерти, и долгая ночь любви кажется отравленно-бесконечной:
Пусть говорят: любовь крылата, Смерть окрыленное стократ; Еще душа борьбой объята, А наши губы к ней летят. И столько воздуха и шелка И ветра в шепоте твоем, И как слепые ночью долгой Мы смесь бессолнечную пьем.Ночь и смерть вновь объединяются, равно как ночь и любовь. Выстраивается характерный для поэта ряд:
(КРЫЛАТАЯ) ЛЮБОВЬ — (СТОКРАТ БОЛЕЕ ОКРЫЛЕННАЯ) СМЕРТЬ — (ДОЛГАЯ) НОЧЬ
Солнце черное, солнце желтое
В этот период творчества ночь-мачеха уведет в свою тьму навсегда мать поэта, и горе заставит увидеть солнце черным:
Эта ночь непоправима, А у вас еще светло. У ворот Ерусалима Солнце черное взошло.