Кодекс Агента. Том 2
Шрифт:
— Добро пожаловать в Царское Село! — громко обращается он к нам, и зычный голос возвращает нас на грешную землю. — Меня зовут Лев Леопольдович, и я буду вашим проводником и помощником в предстоящие две недели, которые вы проведете в Александровском дворце.
Старичок приглашает нас занять места в приготовленных лимузинах. Пять черных Руссо-балтов выстроились вереницей, а у их дверей застыли водители в черных же костюмах и белых перчатках. Я ощущаю себя не в своей тарелке, но мои новые приятели ведут себя как рыбы в воде. Для
Романовы занимают первую машину, братья Юсуповы — вторую. Андрей Трубецкой берет меня за локоть и настойчиво тянет вперед. Мы садимся в мягкие кожаные сидения лимузина, и нас окутывает стерильная кондиционированная прохлада.
Машина плавно трогается с места, и мы расслабляемся в роскошных креслах. За тонированными стеклами проплывает великолепный парковый ансамбль, и я ощущаю острое желание выскочить из бронированной металлической коробки, снять туфли и босиком побежать по траве.
— Никогда здесь не был! — признается Андрей. — Красиво, конечно, но после множества восторженных отзывов, я ожидал большего! Наше загородное имение ничуть не хуже!
В устах кого угодно другого эти слова прозвучали бы как проявление аристократической спеси, но интонации Трубецкого просты и искренни. Он даже бастардом умудряется называть меня так, что не возникает и тени обиды.
— У меня вся спина болит после ночи на узкой кушетке! — сообщает мне Андрей, отвлекшись от созерцания зелени за окном. — Ты, как радушный хозяин, мог бы уступить мне свою кровать!
— Договорились, на обратном пути ночуем в твоем купе: я — на кровати, а ты — снова на кушетке! — парирую я.
— Я надеюсь, что вы с Апраксиным помиритесь и надобности в совместных ночевках отпадет! — с усмешкой отвечает Андрей. — Проснувшись, я бы предпочел увидеть личико симпатичной проводницы, а не твою заспанную рожу!
— Вот она — ограниченность истинного аристократа: наследниц даже не рассматриваешь, а в скудных эротических фантазиях — проводница, да и та — в единственном экземпляре! — я ухмыляюсь. — Презренный аристо, ты пал в моих глазах!
— Да я бы всех наших наследниц в гарем собрал! — мечтательно произносит Трубецкой, картинно закатив глаза к потолку. — А если повесить на их лебяжьи шейки амулеты безмолвия — вообще бы из общей постели не вылазил!
— Да ты прожженный циник! — фыркаю я.
— Кто бы говорил! — парирует Андрей. — Ткни наугад в ленту светских новостей Телеграфа — и увидишь отчет о твоих амурных похождениях! Пишут, ты даже Темную охмурил!
В синих насмешливых глазах Трубецкого разгорается искренний интерес, и я хочу отключить самоконтроль. Хочу стать самим собой, веселым и простодушным Симпой, и честно признаться, что охмурили как раз меня, но в памяти всплывает предостережение сестры Андрея, и я давлю порыв искренности в зародыше.
— Сплошные домыслы и клевета! — с улыбкой заявляю я и поднимаю правую ладонь. — Оцени трудовые мозоли!
—
Едва я успеваю обомлеть от его реакции, как выражение лица Трубецкого меняется, и на нем появляется заговорщицкая улыбка.
— За две недели я тебя уделаю! — гордо произносит он и показывает обе ладони.
Улыбка сползает с красивого лица, и оно сразу теряет привлекательность.
— В постель к девочкам мне путь заказан, — продолжает Андрей и начинает загибать пальцы. — Романова — наследница Престола, яйца к ней не подкатишь, Нарышкина — пассия и нареченная самого Цесаревича, а Воронцова…
Андрей замолкает на полуслове и отворачивается к окну.
— Не хочешь делить ее с Юсуповыми? — осторожно предполагаю я.
— С ними, и еще десятком парней, — с горечью добавляет он, а затем поворачивается ко мне и наклоняется ближе. — Как раз перед поездкой сюда отец сообщил о моей помолвке!
— Колись — кто твоя будущая невеста? — спрашиваю я, изображая искренний интерес, хотя на самом деле мне наплевать.
— Ты же умеешь хранить тайны? — с притворным сомнением спрашивает Андрей.
— Честное благородное слово тебя устроит или требуется клятва на крови? — с иронией уточняю я.
— Я тебя знаю всего пару дней, бастард, — оправдывается Трубецкой, и снова «бастард» в его устах звучит совершенно необидно. — Ладно, все равно скоро в Телеграфе напишут…
Он выдерживает театральную паузу и пристально смотрит на меня, прищурив глаза и сжав губы.
— Ее имя — Елена Воронцова! — сообщает Андрей и сразу сникает, как будто из него выпустили воздух. — Наши папаши уже обо всем договорились, а я даже видеть эту шалаву не хочу! Убил бы того парня, который расстроил помолвку Цесаревича с этой шлюхой!
Трубецкой с остервенением бьет кулаком в обитую черной кожей дверь лимузина, и я благодарю Разделенного, что все еще не узнан. Синие глаза пылают от гнева, и я хочу спрятать собственное лицо за карнавальной маской.
— Воронцова в курсе?! — спрашиваю я.
— Конечно! — восклицает он. — Потому и трахается с Юсуповыми демонстративно — мне назло! Она и до тебя доберется, даже не сомневайся!
На меня снисходит прозрение! Я сажусь рядом с Андреем и крепко сжимаю его плечо.
— Так ты поэтому спал в моем купе — боялся, что она придет ко мне?!
— Должен же остаться хотя бы один парень в Российской Империи, с которым она не переспала?! — произносит он, повернувшись ко мне.
Только теперь я замечаю в его глазах боль. Забери меня Тьма, парень все еще любит эту стерву! Перед мысленным взором возникает образ Мины, и только в этот момент я осознаю, что мы с Андреем похожи. Портрет манипулятора, актера и расчетливого циника, нарисованный его сестрой, легко применим и ко мне.