Кодекс хореканца: успешная карьера в 50 шотах
Шрифт:
Войдя туда, я оказался среди людей, которые словно бы пришли на кастинг для съемок в рекламе этой закусочной. Они ели с таким аппетитом и наслаждением, вгрызаясь в бургер так, как будто отдавались чувственному поцелую. На их лицах ярче неоновой вывески горело слово «экстаз». Они были так убедительны! Потом что не играли. Озираясь по сторонам, я врезался в хвост очереди из примерно двадцати паломников этого храма кентуккийского жареного цыпленка. Тот, в которого я влетел, обернулся, но увидев мою растерянность, вместо того чтобы возмутиться, лишь понимающе улыбнулся. Желудочный сок во мне вскипал, нервы были раскалены как противень, я лелеял в кармане пятифунтовую купюру, сулящую надежду на исцеление. С той поры прошло лет двадцать, но я до сих пор помню сумму чека – 3,49 и 1,51 сдачи. Тот факт, что цена и ценность это, как говорят в Одессе, две большие разницы
На подтанцовке у Зингера в том комплексном обеде были яблочный лимонад и картофель фри. На самом деле это могло быть все что угодно, ведь Зингер затмевал все. Так и строятся обычно в фастфуде комбо-предложения – король и его свита. В роли придворных могут быть морковные палочки, картофель «Айдахо», салат или соусы, но платят люди не за этот багет (французский хлеб тут ни при чем, я про обрамление), а за гастронаркотик, с которого, раз попробовав его, крайне трудно слезть.
«Здравствуйте, меня зовут Рустамбек и я зингероголик» – мог провозгласить я, едва вдохнув запах того бургера. Единственным сдерживающим моментом, не позволившим сразу наброситься на это материализовавшееся совершенство, был мой внутренний гурман, взращенный на бабушкиных кушаньях и творениях рынка Баракат. Я смаковал каждое мгновенье, оттягивая момент наивысшего наслаждения. Я медленно поглощал палочки картофеля, не сводя с Зингера глаз. Я словно бы готовил себя к потрясению, которое надвигалось на меня. Я откусил лишь маленький кусочек, и мир вокруг преобразился. Так, наверное, Ева, вкусив запретный плод, вмиг осознала весь трагизм случившегося и свою высылку из Эдема за сто первый километр. А я, напротив, словно бы попал в гастрорай при жизни. Если на Баракате я познал гастролюбовь с первого взгляда, то в KFC испытал первый гастрооргазм.
Поглотив то, что поглотило меня всецело, я снова направился к прилавку. Нет, не за добавкой. «Позовите, пожалуйста, менеджера», – невозмутимо обратившись к кассиру, попросил я. Услышав непривычный набор слов, отличный от названий из меню, кассир несколько смутился и озадаченно посмотрел на меня, а потом на своего коллегу. Неловкую паузу я заполнил заверением в том, что мне все понравилось. Прав был классик, написав, что «правду говорить легко и приятно». Пока один из кассиров отправился за менеджером, а другой украдкой поглядывал на меня, я пытался из роящихся мыслей и отголосков пережитых эмоций составить убедительную речь для моего будущего босса. Я решил завербоваться в ряды армии полковника Сандерса, улыбавшегося мне с эмблемы KFC.
Моим боссом, который пока еще не знал о своем счастье, был Тони, британский подданный пакистанского происхождения. Цвет его кожи был таким светлым, что я принял его за чистокровного темноволосого англичанина, пока он не открыл рот. Акцент выдал его с потрохами. То же самое, полагаю, он подумал обо мне, когда я начал свой вдохновенный монолог. Тони поддержал мое желание устроиться в KFC горячим энтузиазмом. Оказалось, что трудились там по большей части студенты, относившиеся к работе как к неизбежному злу. Текучка кадров была не менее впечатляющей, чем поток посетителей.
Уверен, немалую роль сыграл и мой светлый прекрасный лик. Я не иронизирую, но наш с Тони цвет кожи отличал нас от основной массы сотрудников сети. Через какое-то время я и сам начал ощущать себя выходцем со Шри-Ланки, так много времени я проводил со своими смуглыми коллегами. Их диалект я и поныне могу различить без труда не хуже профессора Хиггинса. Если бы в нашем филиале KFC висела доска с фотографиями сотрудников, то со стороны она мало чем отличалась бы от аналогичной доски с надписью «разыскиваются». Персонажи были настолько колоритными, что порой казалось, что KFC это лишь прикрытие этакого подпольного колумбийского притона. А если серьезно, то мои шриланкийские товарищи и по сей день вызывают мой непритворный восторг. Помню и восхищаюсь их неутомимостью, энергичностью и невероятной исполнительностью. Они выполняли распоряжения так, словно были запрограммированы. И программа не давала сбоев. Такими я их и запомнил: тощими трудоголиками, миролюбивыми и дружелюбными, никогда не роптавшими на судьбу. Вся их жизнь проходила по двум маршрутам: дом – работа и работа – комиссионка. В ней каждую пятницу их знакомый спец по денежным переводам, господин Ранджив, сидя за ситцевой занавеской в небольшой примерочной,
Казалось бы, между нами была культурная пропасть, но мы, чужаки в чужой стране, легко нашли общий язык. Более того, я старался равняться на своих коллег, стремился приблизиться к уровню их мастерства. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю, называя их мастерами своего дела. У них я научился тому, чему не учат ни в одном учебном заведении. KFC стал для меня школой на ходу, этаким суровым армейским полигоном, где слово «фаст» звучало не только девизом, но руководством к действию. Системные связи, дисциплина, стратегия, франчайзинг – все эти фундаментальные категории конституционного устройства Хорекании я освоил именно там.
Всегда, когда вижу или бываю в KFC, мысленно благодарю их за уникальный профессиональный и человеческий опыт, который я обрел там. Индира, самый крутой из всех моих коллег, до сих пор работает на том же месте, что и двадцать лет назад. Пока он там, за KFC можно не волноваться. Командный дух и чувство локтя – все это для меня прочно ассоциируется с нашим звеном огромной армии полковника Сандерса, которому я салютую и по сей день.
Шот № 7 Фигаро здесь, Фигаро там
Профессиональная привычка наблюдать за работниками Хорекании не вытравляема. Даже, когда я бываю в фастфудах, всегда мысленно подмечаю ошибки и удачи персонала. Удачи – скорее исключение из правила, ведь люди за стойкой выглядят так, словно бы снизошли до этой работы, считая ее ниже своего достоинства. Они либо хмурые, либо носят на себе дежурные улыбки, а то и вовсе глядят так, что пропадает аппетит. Вспоминаю старый советский фильм про будни работников общепита – «Дайте жалобную книгу». Там официантка прошла путь от Цербера до «третий сорт – не брак», и очень обижалась, когда метрдотель не выпускал ее к гостям: «Я ж теперь перевоспитанная. Я теперь и улыбнуться могу. – Ничего, поработаешь в подсобке, там и улыбнешься».
Фастфуд – одна из мощнейших машин человечества и броня ее крепка. Еда и люди там словно штампуются на конвейере. Кто-то скажет, что сотрудники фастфудов – андеркласс Хорекании, но я не думал так ни тогда, когда работал там, ни теперь. Люди в фастфуде отвечают за атмосферу места и настроение гостей не меньше, чем маркетологи-концептуалисты. Искренняя улыбка и радушие не навредили еще ни одному бизнесу. Все с точностью да наоборот. Недавний случай, произошедший со мной, стал лишним подтверждением моей правоты.
Поздно вечером, перед самым закрытием, меня занесло в один из ресторанов Рональда. Посетителей не было, в зале царила несвойственная этому заведению тишь, как после урагана. За кассой стоял усталый молодой человек. Его голова была опущена, но стоило мне приблизиться к прилавку, как он моментально преобразился. Искренне улыбнувшись, он спросил, что бы я хотел заказать. Похвалив мой выбор (хотя трудно сойти за гурмана в McDonald's), он как-то очень по-дружески заметил, что запивать бигмак холодной газировкой – одно из самых приятных наслаждений жизни. Я поддержал разговор, спросив, как прошел его день, и мы стали общаться как старые приятели. Он непритворно делился своей радостью от того, что устроился на эту работу. Нет-нет, это не была проверка на иронию. Он действительно искренне любил свое дело и с жаром описывал маленькие детали и особенности своего ремесла. Слово «функционал» тут неуместно, ведь он делился со мной поэтикой своих трудовых будней. Я поинтересовался, почему именно фастфуд, ведь такому неординарному молодому человеку наверняка было из чего выбирать. Он дал лучший из возможных ответов на этот вопрос: «Это отличная школа!» Эту фразу повторял себе и я, лет двадцать назад. Мы продолжили разговор о каких-то пустяковых и незначительных для несведущих вещах, которые, однако, доставляли нам обоим удовольствие. Следы трудного дня исчезли с наших лиц. Если бы не настал час закрытия ресторана, мы бы так и болтали с ним до утра. Я умял свой бигмак прямо за стойкой. Она разделяла нас лишь формально, ведь мы были с ним на одной волне. Он был в самом начале пути, а я словно бы оглянулся назад, узнав в нем себя, хореканского новобранца и салагу, предвкушавшего большое плавание. Как оказалось, под прилавком молодой человек держал книгу об основах менеджмента в Хорекании, вот отчего его голова была опущена, когда я вошел. Он учился и работал одновременно. Искренне хочу, чтобы все у него получилось. Этот двадцатилетний парень сделал мой день, и я покидал McDonald's с улыбкой ребенка, которому купили хэппи мил.