Кодекс Инквизитора. Книга I
Шрифт:
Спускалась долго. Пыталась считать ступени, но, сбившись на тысячной, прекратила маяться дурью. К чему такие трудности, что мешало поставить магический лифт? По всему дворцу подобные установлены. Необъяснимо, на чём работают, но работают же. Ускорилась, перепрыгивая через несколько ступенек, и, наконец, добралась до площадки, на которой ничего не было, кроме единственной деревянной двери. Дверь не выглядела ветхой, вселяла уважение и фонила магией так, что скулы сводило. Морёный дуб сплошь покрыт рунами, даже на петлях виднеются символы. Возможно, они содержат краткое послание нерадивым потомкам: «Не входи — убьёт». Или: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Руку
Да хорош уже! Ухватилась за ручку и рванула на себя. Не запугать ежа голой жопой! Пора бы осознать и проникнуться.
— Вечер в хату! Кем бы вы ни были.
Приветствие осталось без ответа. Ещё один круглый каменный мешок, а посредине — булыжник, похожий на тот, что исписал дерьмом Распутин. Только не бутафорский, а вполне себе реальный, дышащий холодом и смертью. Древние закорючки по всей поверхности. Всё-таки нужно заняться рунологией в свободное время. Куда ни кинь, всюду они. Вот если бы я понимала, что написано на монолите, голову даю на отсечение, развернулась бы и пошла обратно. Вместо этого я решила обойти камушек по кругу. Сказано — сделано.
Ночь вокруг. Луна такая большая, что хочется протянуть руку и отщипнуть ломтик. Тихая речка несёт безмятежные воды. Неглубокая совсем, но входить в неё не моги — в лучшем случае ноги отсохнут. Калина коварна, что тот Стикс. Чёрный мост — одно название. Так, говно и палки, того и гляди — рухнет в воду. Сколько же он здесь переправой служит? Со дня сотворения мира? Похоже на то. Так вот, значит, как бабуля в Навь бегала. Удобно, ничего не скажешь. Встала с постели, напялила тапочки — и за грань. Побродила на том бережку в тумане — и домой. Ну пошли, что ли, чего титьки мять? Навь манит, зовёт. Говорят, что туда живым ходу нет. Так-то живым, а мёртвым все пути-дороги открыты.
Глава 7
Первые неуверенные шаги по Калиновому мосту дались с большим трудом. Ноги упорно отказывались идти вперёд, а пасовать я не привыкла. Шаг за шагом, по скрипучим доскам, стараясь не глядеть на мутную поверхность реки, из которой то и дело выныривали аморфные существа, брела из Яви в Навь.
Мостик-то всего ничего — метров двадцать. Каждый камыш на противоположном берегу разглядеть можно. Но короткий путь оказался уж очень длинным. До такой степени, что в душе зародились сомнения, смогу ли я вообще перебраться через Калину.
Достигнув середины мостка, сама того не желая, шагнула к хлипким перильцам. Перегнулась и посмотрела на мёртвую жижу. В голове раздались едва слышимые голоса, они настырно зазывали присоединиться, обещая вечный покой. Я видела мертвенные лица, тянущиеся в мою сторону руки. Призрачные сущности хотели тепла, жаждали магической силы источника.
Ага, вот так возьму и всё отдам по доброй воле. Ищите дурня под свой рост! Харкнув в воду, показала средний палец и как ни в чём не бывало зашагала к другому берегу. Голоса стихли, а вместе с ними и нерешительность.
Не имей я ментального предохранителя, вполне могла бы составить компанию эфемерным головастикам и всю оставшуюся вечность зазывать дурачков, что дерзнули пересечь рубеж между мирами. По всей вероятности, в желающих отбоя не было. Вон как водица забурлила. Недовольны поди, что добыча ускользнула.
— Прощевайте, ихтиандры, хороша Маша, да не ваша! — В ответ раздалось злобное шипение сотен глоток.
Потусторонний мир древних славян существенно отличался от царства теней. В этом месте наличествовали звуки и цветовая палитра, а вот запах был один. Запах смерти. Проникал
Под ногами хрустел прах. Порой встречались крупные осколки костей, не успевшие истлеть за века. На первый взгляд казалось, что унылый мир пуст, но только на первый.
Я ощущала присутствие нежити. Мёртвые взирали со всех сторон изучающе, будто выжидая, когда дерзкая странница совершит ошибку, оступится, и тогда, налетев скопом, растерзают на части тело и душу. Вот уж дудки!
Памятуя о сумасбродной проделке в теневом мире, использовать магию не собиралась. Да и зачем? Разве что устроить провокацию и перед кончиной поглазеть на тех, кто таится в высокой жухлой траве? А на кой мне это? Я вообще не имела представления, чего ради нарушила покой мертвяков. Смотреть здесь особо не на что. Читала как-то о несметных сокровищах Нави. Так мне золото мёртвых даром не нужно — своего в достатке. Самоцветами разными не прельстишь. Знания, быть может? Целая библиотека под боком, даже не знаю, с какого конца подступиться. Жизни не хватит, чтобы освоить. Всё мимо кассы. Я здесь, потому что могу — вот и весь сказ.
Василиса попала в струю. Ей интересен новый мир, дела рода. Всё, что касается семейного бизнеса. Я же далека от этого. Странно говорить о себе в таком ключе. Человек один, а виртуальных голов — две, и у каждой свои представления о жизни. Откуда всё взялось — понятно. У любого человека есть нереализованные грёзы, задвинутые в дальний угол таланты.
Зачастую мы проживаем не ту жизнь, которую хотели бы. Вот и проявились некоторые хотелки в параллельном сознании. С этим придётся мириться: в чём-то идти на компромисс, а где-то придержать коней. Я даже выделила отдельный канал связи, между Василисой и артефактом, чтобы в голове не возникало брожения.
Участвовать в дебатах двух альтернативно одарённых охоты не было. Меня манили дальние дали. Хотелось движения. Приключений. Жизнь в клетке не моё, даже если клетка золотая. Оттого я здесь, в Нави, а дебет с кредитом пусть сводят те, кому это по душе.
Не стану отрицать, тяга к сумасбродным поступкам приводит к дурным последствиям, но ничего с собой поделать не могу. Если в поле зрения маячит мышеловка, я не задумываясь сую в неё любопытный нос. И ладно, если бы за халявным сыром лезла. Так нет же, всё ради спортивного интереса. Один вопрос крутится на языке: что на этот раз, ударит больно или хребет переломает?
Деревянный терем показался неожиданно, будто из земли вырос. Вот вам и первый звоночек.
— Стоит в поле теремок-теремок. Он не низок, не высок, не высок. Кто, кто в теремочке живёт? — прошептала я в мгновение севшим голосом.
На пряничный домик не похож, избушку на курьих ножках не напоминает, будто на памятник древнерусского зодчества смотрю. Мрачноват слегка, а так ничего, резные наличники, откосы, ставенки, витражи в оконцах. Резьба странная — всё висельники да утопленники, а нет, вон и девы-красавицы на кострах горят. Работа резчика столь искусна, что глаз не оторвать. А как тут оторвёшь, когда на тебя взирают жалостно. Руки тянут. Рты разевают в безмолвном крике. Шепчут слова молитв беззвучно. Верёвки стягивают шеи, тяжёлые камни тащат на дно, огонь пожирает нагие тела, матери вырезают из утроб кривыми серпами нерождённых чад. Не по душе мне такое творчество, но о вкусах не спорят.