Кодекс поведения
Шрифт:
Эван какое-то время так и стоял с закрытыми глазами, тяжело дыша. Наконец он с опаской посмотрел на Джени и облегченно вздохнул, когда увидел, что она села.
— Что, Эв, решил, что я тебе померещилась?
— Нет. — Он взял стакан и графин. — Мне бы повезло, если бы это было так, но мой лимит везения исчерпан давным-давно. — Он сел за стол напротив нее и поставил выпивку рядом с собой на боковой столик. — Что ты имела в виду, когда сказала, что мной играют?
— Я думаю, кое-кто хотел, чтобы я пришла сюда и избавила их от лишних хлопот, доведя дело до конца.
— Прошлой ночью я послал
— Ты лжешь.
— Думаешь? Ты бы так не говорила, если бы слышала, как мы с Дюрианом спорили о тебе. Когда мы пришли к выводу, что ты могла выжить, он хотел послать кого-нибудь на Вэйлен, чтобы убить тебя. Мне пришлось его подкупить, чтобы он оставил тебя в покое. Я пообещал забить ему местечко на следующих выборах. Он мечтает в палату депутатов попасть, для начала. — У Эвана дрожала рука, и кубики льда стучали, словно зубы от страха. — Я пытался убедить его, что он может большего добиться, работая за кулисами, но он настаивал. Боюсь, что столкновение с избирателями здорово встряхнет старину Дюриана. — Он старался не смотреть на изуродованную руку Джени. — Собираюсь вывесить моего ассенизатора для просушки. Одно это должно убедить тебя в моей искренности.
— Может, ты и проявлял искренность пару раз в жизни, но не со мной. — Левое плечо Джени внезапно дернулось, руку пронзила резкая боль, сосредоточилась в запястье, поползла по пальцам. — Мной ты лишь бросал вызов своему папаше.
Джени опустила глаза на левое колено. Ее ладонь покоилась там. Она ощущала ее вес, ее дрожь. Вот только не видела ее.
— Помнится, твоих друзей из колоний наши отношения тоже здорово задевали.
— Это к делу не относится. — Джени смотрела на ладонь, которой не было. Постепенно ее дрожь унялась. — Это было слишком давно.
— Я и не надеялся, что ты сразу мне поверишь, я не такой идиот, Джени. — Эван опорожнил стакан. — Я думал, что после того, как ты устроишься, привыкнешь ко всему и поймешь, как я в действительности к тебе отношусь, ты увидишь, что тебе и здесь неплохо. — Он с тоской посмотрел на графин. — И вот прошло три дня. С потолков сыплется штукатурка, люстры звенят, конец близок. — В глазах блеснули слезы. — Сколько мне еще осталось?
— Немного. — Джени постукивала по колену невидимыми пальцами. — Дойл запустила машину. Она всегда подозревала твою причастность к смерти Лиссы. Кстати, она на кого-то работает, твоя Вирджиния. Возможно, на разведку, а может, спуталась с кем-то из твоих коллег, кому ты встал поперек горла.
При этих словах Эван встрепенулся. Сжав губы, он холодно Посмотрел на Джени.
— И с кем же?
— Тебе виднее. Удивлена, что твой ассенизатор до сих пор этого не просек.
— Кстати, где Дюриан? Мы договорились встретиться, он уже на пятнадцать минут опаздывает. — Не дождавшись от Джени ответа, Эван задвигал стаканом. — Я не убивал Лиссу, Джен. Она рассовала доказательства моих прегрешений по всему городу, сказала, что если с ней что-то случится, то у нее есть человек, который позаботится, чтобы документы попали в нужные руки.
— Этим человеком была Бета Конкеннон. — Невидимыми пальцами Джени чертила в воздухе фигуры. — Неудачный выбор с ее стороны: Бета работала на Дюриана.
Рука устала, и Джени перестала ее разминать.
— Что же с Дюрианом? Он всегда предупреждает меня, если задерживается. Это на него не похоже.
— Я думаю, у него уважительная причина.
— Если так, я хотел бы узнать какая.
Джени вытянула перед собой обе руки — и правую, и невидимую левую она ощущала совершенно одинаково.
— Появление на сцене Улановой многое изменило в отношении Лиссы. Раньше она просто досаждала тебе, но при поддержке тетушки стала опасной. — Джени выпрямила левую ногу, стараясь избавиться от ощущения покалывания в подошве. Забавно, что именно сейчас она вновь обрела чувствительность, когда Джени, казалось, медленно умирала. — Помнишь спектакль, на котором мы познакомились в консульстве?
— Джени… — какое-то время Эван наблюдал за ее движениями, потом снова потянулся к графину. — «Беккет», — сказал он, наполняя стакан. Из-за льда ликер расплескался на стол. — Это был «Беккет».
— «Беккет». — Такие резкие звуки. Джени едва удержат лась, чтобы не смягчить их, как это принято у виншаро: «Мпекхет». — Помнится, тебе он понравился, а вот мне показался глупым. Главный герой нанимает своего друга, чтобы выполнить определенную работу, и когда друг с ней справляется, почему-то пугается до чертиков. Теперь посмотри на нас. — У Джени сжалось сердце. — Жизнь имитирует искусство. — Она потрогала правую руку. Та распухла, и даже через рукав халата было ощутимо, какая она горячая.
Эван подался вперед.
— Тебе плохо, Джеки, у тебя губы посинели.
— Все хорошо.
— Да и взгляд какой-то странный, а на щеке… Боже, это же след от выстрела!
— Все хорошо!
— Где Дюриан?
— Мне кажется, я знаю, как все произошло. — Джени не сводила с Эвана взгляд, пока тот не осел. — Вы с Дюрианом сговорились. Ты понял, что Лисса установила связь между твоим звонком и взрывом. С помощью Улановой она могла тебя уничтожить. В конце концов, ты взял большой грех на душу, и Эктон здесь ни при чем. Это был твой звонок, ты мог все остановить и не сделал этого.
— Мой отец…
— …Был в трех неделях пути от Шеры. На одном из своих самых быстрых кораблей. Ты мог как-то выкрутиться, пропустить сообщение, потерять записи, солгать, но нет, ты хотел быть героем, хотел вытащить яйца ван Рютера из пекла. — Джени замолчала, сердечко увеличило обороты, и тут же задышалось легче.
Привет, имплантант! Привет, кэп.
— Я не знал, что ты была на том корабле. — Эван протянул к ней руку. — Рики сказал мне, что спрячет тебя, он обещал. Я заставил его пообещать, что ты уедешь из города вместе с ним. Больше он мне не позвонил, не ответил ни на одно мое сообщен ние. А тут пошли звонки от отца, каждый раз одно и то же: «Сделай что-нибудь, мальчик мой, мы полностью зависим от тебя. Хоть раз поступи как достойный потомок ван Рютеров». — Дыхание Эвана, напротив, стало тяжелым: он не говорил, а выдавливал из себя каждое слово. — Джени, я был совсем один, я испугался. Нарушение двустороннего соглашения приравнивалось к измене, мне грозила тюрьма, если не хуже, а тут еще Рик, папа. Я не знал, как быть.