Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире
Шрифт:
Хотя это удобно для инвестора и это вполне можно понять, эта разница показывает, насколько торговля акциями под влиянием телевизионных передач является нелепым способом потратить деньги. Как вы узнаете о качестве этих 15 акций, если вы не провели никакого исследования? Это может быть 15 отличных акций, 15 чудовищных акций или их смесь. Скорее всего, вы обедали или отдыхали в рабочий перерыв, когда услышали новости, – оценили ли вы совет или просто реагировали, как клиенты Фишера? Этот человек в телевизоре компетентен, или он пытается нажиться на том, что он вам говорит, даже не признаваясь в этом, что, как обнаружил Кейн, все равно не работает?
В этой работе Одиэн сравнивал стратегии обычных людей и профессиональных трейдеров, которые также покупают невыгодные акции, но по крайней мере у них есть метод. Во-первых, они не покупают акции, основываясь только на том, что они увидели их в деловых новостях. «Обладая большим количеством времени и ресурсов, профессионалы могут непрерывно отслеживать более широкий диапазон акций, – писал Одиэн в своей работе. – Они склонны применять точные критерии входа в сделку –
Конечно, для обычного человека альтернативой тому, чтобы выбирать из небольшого набора акций, будет полное погружение в тысячи акций и бездействие. Но исследование Одиэна показало, что люди не склонны тратить время на то, чтобы перекопать все акции; люди предпочитают видеть знаки там, где их нет. «Мы подобны машинам по обнаружениям знаков, – сказал он. – Если бьет молния и что-то падает со стола, мы считаем, что падение вызвала молния. Или хуже того, падает книга, и бьет молния, и вы думаете, что книга вызвала молнию». Поиск закономерностей – это, определенно, последствие эволюции: если вы замечали, что членов семьи съедали львы, когда они уходили одни, вы не пойдете один сами. Но попытки усмотреть знаки в акциях, основанные на теориях, схожи с предчувствиями на ипподроме, только с меньшей вероятностью получить спасительную прибыль. «Инвестору, торгующему на рынке и постоянно видящему знаки, лучше заняться нормальной работой», – говорит Одиэн. Учитывая то, что средний инвестор теряет деньги при покупке или продаже акций, те инвесторы, которые дополняют это покупками, основанными на какой-то причине, о которой им сказали по телевизору, вдвойне обречены.
Но что можно сказать об Одиэне? Разве он сам может избежать того, о чем говорит? «Я инвестирую в индексные фонды, если вы меня спросите, – ухмыляется он. – Люди чрезмерно самоуверенны в своей способности быть активным финансовым управляющим».
Но это заключение добыто большой ценой. Прежде чем Одиэн стал академиком, он торговал акциями, параллельно работая на дневной работе. Результат не обнадеживал. «Мысль о том, что вы можете на полставки делать то, что профессионалы делают с трудом, работая полный рабочий день со своими командами, очень высокомерна, – сказал он. – Да, у меня кандидатская степень по финансам, но я не думаю, что я могу прийти домой после работы и потратить час на изучение рынка, причем справиться лучше, чем ребята из Goldman Sachs, которые занимаются этим целый день». Он более удачлив, чем большинство людей сегодня: в Беркли есть как обычная пенсионная программа, так и программа с заранее определенными пенсионными взносами, которые помогут ему быть на состоятельной стороне тонкой зеленой линии, когда он выйдет на пенсию.
Я встретил зятя Джинни Кригер Джо Дюрана в модной кондитерской в Time Warner Center, элитном торговом центре неподалеку от Центрального парка в Нью-Йорке. Он прилетел из Ньюпорт-Бич, Калифорния, где он жил и занимался своей фирмой по финансовым консультациям, United Capital. Дюран хорошо выглядел, у него была непринужденная улыбка и очки в черной оправе, которые говорили: «Доверяй мне». Я по природе скептически отношусь к финансовым консультантам, и его вид никак не изменил этого. К тому же его специалист по пиару, Джимми Мук обладал именем, будто сошедшим со страниц пьесы Дэвида Мэмета, и говорил мне, что Дюран хочет отличаться от других финансовых консультантов. С годами у меня появилось ощущение, что люди из сферы финансов, которые говорят, что делают что-то особенное, сделали что-то особенное, или пользуются словом «особенный» по отношению к тем способам инвестирования денег, которых нужно всячески избегать. Высока вероятность того, что они ошибаются, врут или просто не слишком хорошо разбираются в финансовой истории. Большинство способов управления деньгами, легальные и нелегальные, уже были опробованы.
Сидя вместе с Дюраном, я был равнодушен, но не груб. И все же в течение десяти минут он убедил меня, что он не торгаш. Его модель работы во многом полагалась на исследование, подобное исследованию Талера, предсказывающее человеческую склонность к ошибкам. Вообще, бихевиористские финансы предполагают, что люди в поисках определенности обращают внимание не на то, на что нужно, – рост или падение цены акций, совет от друга, – и с такой информацией они могут принимать только плохие решения. Эти решения могут не быть плохими на момент их принятия, но поскольку люди продолжают ими делиться, они ухудшают положение. С течением времени это превращается в безобразие. Дюран хотел защитить людей от них самих. «Мы не стремимся к эффективности, – сказал он. – Мы стремимся к хорошим решениям». Именно эти решения – небольшие, но многочисленные – складываются вместе и могут перевести кого-то на верную сторону тонкой зеленой линии.
Стремление Дюрана помогать людям принимать решения пробудилось с рвением новообращенного. Рожденный в Зимбабве, в возрасте 35 он продал свою первую компанию, фирму по финансовым консультациям. Эти деньги от GE Financial позволили ему делать все, что он захочет, или не делать вообще ничего. Через несколько лет он стал неугомонным. Когда он помог своей теще, он все больше стал думать о том, чтобы создать новую фирму, United Capital. Он знал, что у некоторых людей есть деньги, но они не могут позволить себе обратиться в фирмы высокого уровня с лучшими инвестиционными менеджерами. Эти консультанты работали только с состоятельными клиентами. Он решил ориентироваться на людей вроде его тещи, с их «умеренными, не чрезмерными, состояниями». Людям с $200 000 нужно работать и продолжать откладывать сбережения, говорил он, в то время как у людей с десятками миллионов долларов есть доступ к высококлассным
Дюран решил, что супруги и партнеры должны объединяться, чтобы определять для себя эти цели и идти к ним. Пассивная сторона в отношениях должна была выражать свое мнение. Это проще сказать, чем сделать. Так что вместо того, чтобы пытаться заставить людей говорить, Дюран предлагал им сыграть в карточную игру. Он называл ее Честными беседами. В игре три разные колоды карт, благодаря которым игра раскрывает человеческие страхи, стремления и радости. На начальном уровне была задача заставить людей перестать думать о прибыли, которую они могут получить от рынка акций. На следующем уровне задача состояла в том, чтобы люди обдумали большие цели и страхи – так же, как его теща думала о своем портфеле как об источнике денег, которые помогут ей поддерживать ее стиль жизни, а не как об оценочном листе. В то время как прибыль – и взносы, необходимые для ее получения, – была важна для достижения цели, решения, которые люди принимали под воздействием эмоций или догадок, могли свести на нет их инвестиции и оставить их на неверной стороне тонкой зеленой линии.
«Честные беседы покажут вам, как на вас влияют ваши предубеждения, – говорил Дюран. – Когда вы подбираетесь к вопросам о причинах ваших предубеждений, вы погружаетесь в себя глубже. Вам нужно понимать последствия своих решений и работать над этим. Это и есть осведомленность».
Это поразило меня до глубины души. Я допустил множество инвестиционных ошибок в своей жизни. Первые инвестиции, которые я сделал, были в 1999 году, и я провел их со своим университетским другом, который работал в Merrill Lynch. Мы оба только начинали. У него было несколько мыслей о том, как мне следует инвестировать свои средства. У меня было несколько других идей. Он не отступал. Несколькими годами позже, после того как я сказал ему, чтобы он вложил все мои деньги в акции технологических компаний (когда этот пузырь вот-вот должен был лопнуть), я попросил его прислать мне чек с тем немногим, что осталось. Я купил слишком дорого и продал с едва ли достаточным количеством дохода, которого еле-еле хватило на новую пару лыж, ботинок и палок. После этого опыта я попытался инвестировать самостоятельно, но я был чрезмерно консервативен. Уровень моей склонности к риску был близок к уровню моих восьмидесятилетних родителей – множество низкодоходных депозитных сертификатов, которые гарантировали, что мои инвестиции будут на месте, но не обязательно будут поспевать за инфляцией. После этого я обратился к крупному брокеру, думая, что он или его фирма предоставит нам базовый уровень высококлассного обслуживания. Идея исходила от моей жены, у которой был какой-то управляющий – один из тех людей, которых рекомендовали друзья друзей. Он работал в Smith Barney, и мы решили, что он должен что-то знать. А если он и не знал, у фирмы были методы действий, которые заставляли верить, что он не облажается. Орел (Eagle), как мы его звали, игра слов из его фамилии, много говорил и предлагал одну идею снова и снова: продавать покрытые опционы, которые приносят немного денег, но этот план настолько же относился к инвестициям, как мини-гольф относится к чемпионатам по гольфу. Я помню, что приехал к нему в офис на Парк-авеню, который находился на стороне с хорошим обзором горизонта. Он говорил нам о том, что только что приехал со съемочной площадки своего клиента-режиссера, что звучало так, будто бы я должен быть польщен такой компанией. Когда рынок обрушился в 2008-м, Орел замолчал. Вскоре после того, как мы потеряли 30 % нашего инвестиционного портфеля, мы перешли к зарегистрированному финансовому консультанту, о котором узнали, пока жили в Бостоне. К этому моменту – или наконец – мы стали умнее. Как настоящего консультанта – а не служащего брокерской фирмы – его доверительная обязанность состояла в том, чтобы действовать в наших интересах. Нас подкупило полное отсутствие обещаний с его стороны. Конечно, он показывал нам возможную прибыль, но он также говорил нам, как затраты и сбережения повлияют на эти вероятные прибыли. Он больше времени посвящал обстоятельствам, о которых мы его не спрашивали: страховка, налоговое планирование, траты на образование, огромная и всепоглощающая куча денег, которая однажды могла бы стать домом. Это было все, чего мы хотели, – совет обо всем, что мы могли контролировать, и уверенность в его решениях по инвестициям, которые мы контролировать не могли. Это был тяжелый труд для него и для нас.
Учитывая мою историю инвестиций, я хотел сыграть в дюрановские Честные беседы с женой. «Можете прислать мне одного из ваших консультантов, чтобы он сыграл со мной и женой?» – спросил я Дюрана.
Через месяц или немного позже на мою улицу заехал Майкл Дункан. Дункан был худым, невысоким и напряженным, а его прическа маскировала редкость волос. Его костюм был сделан на заказ. Когда он вошел в дверь, в его шагах была решительность наполовину доктора, приехавшего на вызов, наполовину федерального агента с повесткой в суд. Когда он оказался внутри, он не стал тратить время и сразу перешел к игре. Мы с женой внимательно слушали, пока он рассказывал о правилах и перебирал карты, как серьезный игрок в покер, – лимонно-зеленые, синевато-серые и цвета, которые Дункан назвал католическим пурпурным.