Кодекс звезды
Шрифт:
— Но я всегда так любила там бывать, — вздохнула Рита. — А теперь мне будет страшно даже по лестнице подниматься… И папа…
— Что папа? — спросил Александр.
— Не знаю… Мальчики, мне кажется, я его тоже буду бояться…
— Нашим отцом надо гордиться! — наставительно произнёс Николай.
— А я и горжусь, — снова вздохнула Рита. — Но бояться всё равно буду. Я его и раньше немного побаивалась, а теперь…
— Это ты из-за того что он попаданец? — уточнил Кирилл.
Рита кивнула, а Анна-Мария зябко передёрнула плечами.
— Слово-то какое неприятное: «попаданец»…
— А по мне так ничего, — храбро сказал Пётр. — Тем более что они
— Ты за словами-то следи, — с нажимом произнёс Глеб.
Пётр стушевался:
— Извини, не подумал…
— Так думай в другой раз, — воспользовался случаем и отвесил брату лёгкий подзатыльник Александр.
Пётр стерпел, только глазами зыркнул.
Кирилл воспользовался образовавшейся паузой и продолжил:
— А ты, Ритуль, когда будешь отца бояться, думай не о том, что он ОТТУДА, а о том, что ты тоже наполовину ОТТУДА.
Все уставились на Кирилла.
— А ведь Кира прав, ребята! — воскликнул Глеб, — мы все тут наполовину попаданцы.
— Ну ты-то, положим, больше чем наполовину, — заметил Пётр.
— Меня прошу к этому не причислять, — заявил Кирилл, но его не слушали. Осознание этой, казалось бы, простой истины, подействовало на ребят как антидепрессант. Их заметно отпустило, и даже на Ритином лице появилась робкая улыбка.
— Не дрейфь, ребя! — воскликнул Глеб. — Прорвёмся! Вот только… — он нарочито подчёркнуто посмотрел на Кирилла, — что с чужаком делать будем?
— Кончать жалко, — как бы рассуждая, произнёс Николай, — брат, какой-никакой. Может, ограничимся тем, что клятву с него возьмём?
— Кровью! — добавил Пётр.
— Ненормальные! — воскликнула Анна-Мария, обнимая испугавшуюся начавшихся разборок Риту. — Не бойся, они ведь шутят. Дураки!
Парни опомнились и наперебой стали успокаивать Риту:
— Да шутим мы!
— Не бойся, малая, никто Киру не обидит!
— Никакой крови, да и клятв никаких не будет! Кира же свой. Мы просто пошутили, и, кажется, глупо…
— Кажется им! — сверкнула глазами Анна-Мария. — А мне вот ничего не кажется: дураки вы и есть дураки!
— Ладно, хватит нас костерить! — Глеб присел на корточки и заглянул в Ритины глаза. — Ты ведь уже успокоилась, правда?
Рита кивнула и улыбнулась.
— Вот и ладушки! — Глеб распрямился и чуть насмешливо спросил у Анны-Марии:
— А ты, защитница слабых и угнетённых, поведай лучше, что тебя в рассказе отца удивило больше всего?
— Да всё! — выпалила девушка, потом призадумалась. — Хотя, нет. Больше всего меня удивило, наверное, то, что существует другой мир, параллельный нашему, где всё прошло не так хорошо, как будет у нас.
— Нет, — сказал Кирилл.
— Что нет? — повернулся к нему Глеб.
— Нет никакого другого мира. Это вашим родителям так хочется думать, что он остался и существует параллельно с нашим. А мир один, тот, в котором живём мы, и будущее есть только у него, совсем не то, что было ТОГДА.
Все примолкли. Потом Глеб сказал, обращаясь к Кириллу:
— Я, пожалуй, с тобой соглашусь. Только ты, пожалуйста, при наших родителях такого не брякни.
— И ни при ком другом, — добавила Анна-Мария.
— Ну это само собой, — кивнул Глеб. — Остальных, кстати, тоже касается!
В комнату вернулись мужчины.
— Ну что, молодёжь! — потирая руки, весело воскликнул Николай-старший. — Как насчёт того, чтобы попробовать себя в роли журналистов? Мы готовы дать интервью!
— Легко! —
— Тогда зовите с кухни мам, и приступим!
— Какое интервью? — возмутилась Наташа. — А ужинать?
— А мы, — Николай приобнял жену за плечи, — совместим приятное с полезным: интервью будем давать во время ужина. Кто «за»? — обратился он к аудитории. Потом повернулся к Наталье: – Вот видишь, лес рук! — Та только головой покачала.
В жизни адмирала Берсенева это был если не самый весёлый, то самый необычный ужин точно. Он хотя вопросов не задавал, но ответы выслушивал со всем вниманием. И узнал, признаться, много для себя нового. Сначала интервьюеров интересовали ответы на вопросы «почему?». «Почему в той жизни всё пошло не так?» Вопрос тут же попросили изменить с «не так» на «по-другому» Потом последовали: «Почему пришло в упадок сельское хозяйство?», «Почему развалился Советский Союз?» и даже «Почему вы так и не долетели до Марса?» И ещё много разных «почему?», на которые Михаил, Глеб, Николай и Ольга отвечали то серьёзно, то шутливо. Когда пошли вопросы типа «кто?», Ольга объявила о своём выходе из игры и пересела ближе к Наташе. Самым непростым оказался вопрос «Кто вас сюда переправил?». Ответили честно: не знаем. Но в то, что это случайность, не верим: нас выбрали осознанно. Замешан ли в этом Бог? А бог его знает! Но какая-то разумная сила во Вселенной есть, точно! Наконец, пришёл черёд самого неудобного за вечер вопроса, и задал его Глеб-младший:
— Вы часто упоминаете Львова-Кравченко. Что с ним стало?
Отвечать досталось Михаилу, и он впервые за вечер солгал, сказал: «Не знаю».
А что он ещё мог ответить, если информация хранилась под грифом «Совершенно секретно!»?
Барон Пётр Евгеньевич Остен-Фальк для шведского истеблишмента был фигурой заметной. Ему завидовали, им восхищались, о нём поговаривали… Поговаривали, что до революции в России Пётр Евгеньевич носил другую фамилию, и был особой, приближённой к императору Николаю II. Поговаривали, что ещё тогда ему удалось сорвать в оранжерее барона Остен-Фалька самый прекрасный цветок – проще говоря, он женился на его старшей дочери. Поговаривали, что именно Пётр Евгеньевич организовал побег царской семьи из революционной России. Побег, который наделал столько шума, и который, несомненно, был бы удачен, кабы не проклятая германская мина. Поговаривали, что это Пётр Евгеньевич спас из воды русскую принцессу Анастасию, после чего она некоторое время жила в особняке Остен-Фальков в пригороде Стокгольма. Поговаривали, что именно за этот подвиг Пётр Евгеньевич был удостоен не только шведского гражданства, но и ордена, и титула барона. Поговаривали, что новоиспечённому барону удалось вывезти из России не только семью, но и большую часть состояния, которое он уже в Швеции, соединив с приданым жены, вложил настолько удачно, что теперь может не думать о деньгах.
Так поговаривали, и, надо сказать, поговаривали не безосновательно. Аверс с профилем Петра Евгеньевича и надписью «Барон Пётр Остен-Фальк» под ним сиял настолько ослепительно, что никому и в голову не приходило взглянуть на обратную сторону медали, где под тем же профилем было написано по-русски «Пётр Евгеньевич Львов, глава Европейского бюро Первого главного управления КГБ, генерал-лейтенант»…