Кодеры за работой. Размышления о ремесле программиста

Сейбел Питер

Томпсон: Да, обычно это структуры данных. Я не записываю никаких алгоритмов или блок-схем, если вы это имеете в виду. Только то, к чему приходится обращаться практически в каждой строке кода, - структуры данных.

Сейбел: Если вы пишете программу на Си, значит ли это, что код на Си будет определять эти структуры данных?

Томпсон: Нет, это будут квадратики со стрелками и так далее.

Сейбел: Итак, у вас большая общая картина - пирамида. Насколько вы следуете плану в процессе написания кода?

Томпсон:

Я не привязываюсь к коду. Если на полпути я понимаю, что другая декомпозиция лучше, то переключаюсь на нее. Я знаю многих, у которых написанная строка кода остается такой до конца жизни, если там, конечно, нет ошибки. Особенно если они пишут функцию для какого-то API, набросают этот API где-нибудь на бумажке или в списке рассылки - и все. Он никогда не меняется, как бы плох ни был. А я всегда с удовольствием все менял, если находил другой, более подходящий путь или иную декомпозицию. Я никогда не питал большой любви к имеющемуся коду. Код сам по себе - почти чепуха, его можно переписывать. Даже если ничего не изменяется, он все равно по какой-то причине портится.

Сейбел: Как вы понимаете, что вот этот код нужно отбросить?

Томпсон: Когда с ним становится тяжело работать. Я отбрасываю код гораздо быстрее, чем другие. Я отказываюсь от него, как только хочу к нему что-то добавить, но возникает ощущение, что добавить к нему что-то будет непросто. Тогда я выбрасываю его, начинаю заново и нахожу другую декомпозицию, при которой куда проще сделать то, что я собирался. Я не думаю долго над тем, выбросить код или нет.

Сейбел: Это же справедливо и для работы с чужим кодом?

Томпсон: Зависит от того, есть ли у меня на это право. Если да, то не важно, чей это код. Если нет и код чужой, то приходится терпеть. Или не делать это.

Сейбел: Если вы унаследовали чей-то код, то при его переписывании может возникнуть такая опасность: возможно, вы упустили какую-то тонкость в его работе или просмотрели какой-то функциональный элемент, который раньше был, а сейчас его не осталось. У вас так бывало?

Томпсон: Ну да, бывало, но это неизбежный элемент отладки. Если что-то забыл или не сделал, то сразу, как только это понял, доделываешь. Это просто элемент отладки. Код не получается с первого раза. Его расширяешь.

Сейбел: Построив систему, возвращаетесь ли вы, чтобы каким-то образом ее документировать?

Томпсон: Зависит от того, для чего она предназначена. Если она написана исключительно для меня, то нет, не возвращаюсь. Если я забуду аргументы, то добавлю строку о том, как это использовать. И в комментарии заголовка поясняю, что вся функция делает. Но очень кратко. Если это часть системы, или библиотеки, или еще чего-то, что должно быть опубликовано, то я потрачу время на документацию. В других же случаях нет.

Документация - это такое же искусство, как и само программирование. Редко когда документация оказывается на том уровне, какого бы мне хотелось. Обычно она намного изощреннее, чем нужно. Она содержит кучу маловажных подробностей и манящих возможностей, которые в данном случае неприменимы. Документирование - весьма сложный

процесс, требующий больших временных затрат. Чтобы выполнить его правильно, нужно относиться к нему как к программированию. Нужно разобрать и снова собрать, но уже лучше, переписать, если дело идет неправильно. А этого не происходит.

Кроме того, я предпочитаю документирование снизу вверх, а как раз так мало кто делает. Если программа опирается на другие программы, файлы или структуры данных, мне хочется видеть ясную ссылку на них, чтобы я мог пройти по ней и их почитать, а такие ссылки нередко отсутствуют.

Сейбел: То есть вы бы хотели читать код так же, как его пишете, а именно снизу вверх?

Томпсон: Да. Таким образом я могу удержать его у себя в голове и запомнить. В противном случае я читаю его и могу даже понять, но сразу после чтения он выветривается у меня из головы. Если я понимаю структуру кода, то он становится частью меня и я воспринимаю его полностью.

Сейбел: В своей речи при получении премии Тьюринга вы упомянули, что если бы Дэна Боброу заставили использовать PDP-11, а не более мощный PDP-10, то в тот день награду вместо вас и Дениса Ричи мог бы получать он.

Томпсон: Я просто пытался сказать, что наша награда - результат счастливого случая.

Сейбел: Думаете, вам повезло быть привязанными к менее мощной машине?

Томпсон: Безусловной удачей оказалось то, что компьютер был мал и эффективен. Но, думаю, этот код мы бы написали в любом случае. Нам сильно помогло то, что дело происходило в самый разгар революции мини-компьютеров. “Десятка” была большим мэйнфреймом, управляемым компьютерным центром. Автономные вычисления вместо централизованных, думаю, и явились элементом счастливого случая. И это сыграло свою роль в PDP-11.

Сейбел: Выиграла ли UNIX от того, что была написана на Си, в то время как другие ОС - например TENEX и ITS - создавалась на языке ассемблера и, следовательно, их нельзя было так запросто переносить на другое оборудование, как UNIX?

Томпсон: Были и другие хорошие языки системного программирования, на которых писались такие вещи.

Сейбел: Например?

Томпсон: NELIAC был версией Алгола-58 для системного программирования.

Сейбел: BLISS тоже относится к той эре?

Томпсон: BLISS, кажется, был позже. В этих языках акцент делался на то, чтобы они хорошо компилировались. Думаю, с самого начала было вполне ясно, что из-за хорошей компиляции нельзя так уж убиваться. Нужно делать это хорошо, но вовсе не обязательно безупречно. Дело в том, что пока вы дорастаете до безупречной компиляции, закон Мура вас все равно обгонит. Вы можете повысить качество на 10%, но пока вы это делали, быстродействие компьютеров выросло вдвое и, возможно, появилось еще что-то более значимое для оптимизации, вроде кэшей. Думаю, по большей части стремление к совершенству здесь - пустая трата времени. Это очень тяжело: вы порождаете столько же ошибок, сколько устраняете. Нужно остановиться и не тратить 100% времени на 10% работы.