Кое-что об архимагах

Ильин Владимир Алексеевич

Филипп смотрел на приближающуюся змейку с интересом, но потом отец силком заставил его отвернуться к стене, чтобы не боялся. Оттого момент укуса невольно был неожиданным и почти не ощутился.

– Сдох, – как-то потерянно произнесли в напряженной тишине дома.

– Что?! – Вскинулась мама.

– Полоз сдох, – недоуменно охнул папаша.

– Дама, а у вас травы, может, какие есть? – Нервно дергал Кеош местную ведьму за полу платья. – Стойте! Куда вы уходите?!… Да какое проклятье, у вас змея просто болела! Вы смотрите, она же вся желтая! Дамочка!.. Дама!

Да ну что такое! – Остановился братец возле суматошно захлопнутой двери.

– Сынок, ты как?! – Схватили Филиппа ладонями за щеки и всматривались в глаза.

– Лучше, чем змея, – слабо улыбнулся Фил и дернул рукой с вцепившейся мертвой гадиной.

Полоза в итоге отцепили и выбросили за дверь. Потом подумали, подняли деревяшками и отнесли за околицу. Потом решили закопать где-нибудь в лесу, но тому времени змею спер и освежевал Кеош, наметив пустить на ремень. Однако семья дружно решила, что полоз ожил и уполз – а значит, что самое важное, никакого проклятья нет.

Вторым же интересным событием стало то, что Аркадию к Филиппу так и не пустили. А значит, момент принесения вассальной клятвы откладывался.

– Лезла к тебе, – хмуро кивнул архимаг на молчаливый вопрос. – Убедил маму, что ночное бдение в храме тебе поможет. А там к ней Аркадию пристегнуть – ерунда…

– Это хорошо. – Впервые за вечер успокоено задышал Фил.

– Не скажу, что ты заметно посвежел, но стоит подождать пару дней. Близко я ее к тебе не подпущу. Еду постараюсь приносить сам.

– О, мне уже лучше. – Слабо улыбнулся Филипп. – И знаешь, я тут полежал – подумал. Ты прав. Не надо, чтобы она жила.

Кеош взял его ладонь и крепко сжал.

– Вот бы ты понял, что я прав и во всем остальном.

– Я подумаю. Серьезно подумаю. Если там ангел… – Прикрыл глаза Фил, оставив фразу не законченной.

Одно было плохо – утром не стало легче, и если так продлится и дальше, то обвинять Аркадию скоро станет невозможно.

За этими тяжкими думами он пропустил суету во дворе, громкие грудные голоса и прочие атрибуты скопления людей – мало ли кто на улице толпится…

Оттого, когда в помещение разом ввалилась представительная делегация с главным храмовником во главе, было уже поздно.

– Чадо, целебная молитва и причащение спасут твою душу! – Низким голосом произнес мужчина под одобрительное кивание свиты и родни Филиппа.

Фил в ужасе распахнул глаза, глядя на церковника с массивным символом веры в руках, развернулся на печи и попытался спастись бегством.

– Терпи! – Шипел в ухо схвативший его за ногу и подтащивший обратно Кеош. – Батюшка, он на людей пугливый!

– Дурачок немножко. – Медовым голоском вплелся голос Аркадии. – Убегает от своего счастья.

И мышцы сами собой задеревенели от легкого чувства беспомощности.

Грянул певучий речитатив под потолком дома, пробирая до легкой дрожи и жжения во всей коже. Вплелся подпев – и ощущение раскаленной сковороды легонечко коснулось пяток.

– Терпи, убью гада! – Навалился на спину Кеош. – Всех под костер подставишь, паразит! – Выговаривал он почти

неслышно в общем песнопении, подсовывая в зубы Филу скомканный участок простыни.

– Ох, как пробирает! – Радовалась родня. – Нечистого то как корежит!

Нечистый выл в простыню и рыдал.

– Легче тебе, чадо?! – Громовым голосом уточнили у Фила по завершению пытки.

– Легче, легче! – Обрадованно замотал тот головой.

– Ну тогда повторим, братия! И…

– А может, чарочку? – Заискивающе спросила бабушка.

– А можно. – одобрительно ответили ей, позволив Филиппу выдохнуть от радости передышки.

Радости, увы, не долгой.

– Ох, хорошо… – Одобрительно хвалили истинную хозяйку дома. – Сейчас вашего внука точно вылечим.

Филипп упер лоб в камень печи и приготовился.

– А мне можно с вами? – Мягко попросилась старушка.

Филипп напрягся. Бабка, его стараниями, фонила силой так, что на чердаках и крышных скосах собралось перезимовать как бы не десять диких пчелиных семейств… Впрочем, когда женщине разрешалось молиться вместе с мужчинами…

– Конечно, вашего же внука лечим!

Кеош подле Фила хмуро вздохнул, украдкой обернулся и незаметно для остальных сняв с пояса ремень из кожи полоза, свернул его пополам и вставил в зубы отчаянно и с ужасом смотрящего на него брата.

Теперь Филипп кусал змею… И, надо сказать, в этот раз от нее действительно был толк.

Странно, но молитвы помогали. Даже не странно – жутко… Обессиливали, ослабляли ощущение Силы под рукой, обжигали тело, но та тяжелая хмарь в голове – улетучивалась, словно болотная дымка под порывом ветра.

Благо, что кожа даже не покраснела, оставаясь только болью внутри, а сами храмовники особо не усердствовали – ограничившись моментом, когда обморок от боли был засчитан за целебный сон.

Однако в обмороке том нашлось место видениям. Тем самым – черно серым, маетным и тревожным, требовательным и иссушающим силы. Там, в образах бесконечных коридоров и черных залов с высоченными потолками, теряющимися во тьме, от Филиппа требовали достроить башню, брошенную на фундаменте в лесной чащобе. Шептали на тысячи голосов, давили на волю, увещевали и вели по балюстрадам, казалось, бесконечной цитадели, приводя то в пыточные, то в сокровищницы. А когда не проняло ни то, ни другое – вывели в огромный зал без конца и края, где в самом центре угадывался пустующий черный трон – и простой обод черной короны на алой капле церемониальной подушки подле него.

Глава 22

Дно телеги било в спину Аркадии на каждой неровности, отдаваясь ломотой в ногах и кончиках заиндевевших пальцев. Сено утрамбовалось в пути так, что почти не чувствовалось, а наброшенные сверху меха будто бы и не давали и толики тепла из-за продуваемого ветрами основания. Холод касался кожи кисточкой, выписывая странные фигуры, от которых знобило еще сильнее.

– Если он чихнет на меня еще раз, я сброшу его с телеги, – категорично отозвалась девчонка, несильно пнув Филиппа под общей на троих накидкой.