Когда Бог был женщиной
Шрифт:
Сегодня двадцать восьмое апреля. Через два дня — Вальпургиева ночь, ее первый шабаш, и она толстая!
Шабаша Алиса боялась до жути — она в детстве читала Гете и прочие страшные истории, так что навоображала себе и черта, играющего на конской голове, и ведьм, спаривающихся с демонами, и Сатану, прихлебывающего кровь из черепа…
Лиза ее, конечно, высмеивала — уверяла, что оргий никаких не будет (по крайней мере не страшнее, чем в клубе «Дягилев»), но все-таки осторожно намекнула, что на Броккене все несколько театрализованно, в традиционном стиле.
Алиса
Есть, в конце концов, надежда, что на ведьму свыше шестидесяти килограммов никто не польстится?
Или, наоборот, с ее участием организуют какой-нибудь сексуально-извращенный обряд инициации?
Жуть… Она успеет сделать липосакцию?
Это все Марк виноват! Зачем он тащит в дом все эти пирожные, булочки и осетрину горячего копчения? А?
Ладно… За два дня она не похудеет, но уже прямо сегодня надо остановиться и решительно заняться салатом из овощей. Долой свежий хлеб и соленую рыбу!
Только вот интересно, — смутилась Алиса, — а «долой» — это как? В помойку?.. Она не может… Холодильник забит дорогой едой, и у нее не хватит мужества выкинуть пять тысяч рублей. Ум-м… Какой соблазнительный салат из креветок…
Алиса резко захлопнула холодильник.
«Что со мной?» — запаниковала она. Может, депрессия? А она и не заметила? Думала, все наоборот — она счастлива, и все у нее хорошо? Так ведь бывает… Кажется, все, что нужно: отлежаться на диванчике, заниматься лишь тем, что не приносит денег — то есть смотреть ТВ, читать, трепаться по телефону, покупать новую косметику и часами краситься перед зеркалом… А потом выясняется, что все это просто очередной способ убежать от реальности.
Алиса вышла на улицу (первый раз за три дня — несмотря на то, что жила за городом), вдохнула уже почти теплый воздух, порадовалась, что показались первые желтые и липкие листочки, присела в плетеное кресло, и ее озарило. Она просто до ужаса боится того, чем ей придется заниматься дальше! Точнее, не знает. Поэтому и боится. Делать что-то надо, а она в полнейшем неведении, что именно. И, если уж совсем честно, мысли об этом чертовом шабаше доводят ее до истерики — она готова откусить себе ногу, только бы остаться дома. Но она, к сожалению, не может отказаться. Приглашение — цепочка из белого золота с кулоном в виде метлы, рукоять которой украшена крошечными черными бриллиантами, получено, а, значит, обратного хода нет. Вот так. Единственное, что утешало — кулон очень выигрышно смотрелся на ее располневшей груди. Это если стоять перед зеркалом, втянув живот.
Алиса еще раз проверила холодильник — вдруг продукты сами исчезли, и тут ей в голову пришла удивительная, светлая идея!
Алиса вытащила из шкафа пакеты, собрала еду (кроме овощей), засунула их в машину и поехала к Насте, у которой покупала молоко, творог и мед. Настя работала продавщицей в деревенском магазине, на досуге торговала молочными продуктами и содержала троих детей без отца. Вальпургиева ночь — это же Первое мая, День труда! Пусть ее несчастные детки наедятся
Настя, конечно, слегка прибалдела от такой щедрости, но потом вдруг как-то подтянулась, странно так на Алису поглядела, прикусила губу, но все же решилась:
— Алиса… — сказала она и впала в транс.
— Настя, говори давай, я не кусаюсь, — поощрила ее та.
— Я, когда муж умер, чуть на трассу не пошла работать, — призналась Настя, все еще странно посматривая на нее. — Но быстро одумалась — мне же детей растить, что из них получится, если мать — поблядушка?
Она замолчала.
Алиса, изобразив крайнюю заинтересованность, кивнула головой.
— Знаешь, мне иногда кажется, что я не живу, а хожу, как в тумане, — сообщила Настя. — Я же в медицинском техникуме училась. Думала, в Москве работать буду, а как родила этого дармоеда… — Настя имела в виду старшего сына Борю. — Так и пришлось выкручиваться. Устроилась в магазин, Толя… — это был ее покойный муж, — хорошо зарабатывал… Я думала — все впереди. Вот подрастет Боря. Подрастет Зинка… Вадика в детский сад отправлю… А потом Толя умер, и… я тоже как будто умерла.
Настя сделала шаг вперед и вцепилась Алисе в руку.
— Я же все про вас знаю! — зашептала она. — Другие только сплетничают, а у меня бабушка в вашем доме работала. Все болтали — нехорошее место, но она говорила, чтоб я дураков не слушала, и что ничего я в этом не понимаю, чтобы судить! Алиса! Скажи мне правду!
Алиса, уже проклинавшая мгновение, когда ее заплывший жиром мозг направил сюда с сумками продуктов, нащупала утюг, которым собиралась если не отбиваться, то пригрозить буйной хозяйке, но вдруг у Насти из глаз брызнули слезы, она с размаху опустилась на стул и заревела.
Алиса что-то бормотала, а Настя, высморкавшись в кухонное полотенце, взвыла:
— Погадай мне, что тебе стоит! — и опять разрыдалась.
У Алисы отвисла челюсть. Так вот в чем дело!
— Понимаешь, я не… — промямлила она, но Настя смотрела на нее, как на чудотворную икону, и Алисе не хватило мужества для отказа.
Так как она сильно сомневалась в своих способностях, то решила просто наврать Насте что-нибудь обнадеживающее. Кофе дома не было, карт тоже, поэтому Алиса взяла протянутую руку, уставилась на нее и принялась сочинять оптимистичный, но не слишком уж радужный текст.
Она смотрела и смотрела в Настину грубую ладонь, пока вдруг не заметила, что бессистемное сплетение линий обретает смысл. Скоро Настя заболеет и попадет в больницу. Ничего страшного — что-то по женской линии, скорее всего, воспаление придатков. Дети, конечно, останутся без призору, зато ее переведут в город, и там она познакомится с мужчиной, который станет отчимом ее дармоедам. Ее ждет смена работы… то есть просто тут ясно видно, что она будет заниматься чем-то другим, и это принесет ей деньги. С мужем она, возможно, разведется — но это не точно, зависит от обстоятельств, или от того, что она сама решит, но Настя будет… богата.