Когда город спит
Шрифт:
— Шпиён или нет, я, конечно, не знаю, но что паразит — я вам совершенно точно скажу, хоть на куски режьте, — убежденно сказал Люся. — Рожа его выдает, такая рожа у честного человека не может быть. Ох, я ему ее разделал! — Люся широко улыбнулся, глаза его повеселели. — Як бог черепаху. Неделю себя в зеркале узнавать не будет.
— Неделю, говоришь? — переспросил Марченко. — Так. Есть примета. Но погоди, погоди. С самого начала давай. Рожа, как ты выражаешься, еще не доказательство. Откуда ты решил, что
— Еду я, товарищ офицер, спокойно, о делах своих думку имею. Оно, конечно, в них государственной важности нема — ломовой извозчик я, биндюжник, как говорится, однако у каждого свои заботы. Нашего председателя артели вспомнил, вяжется он ко мне…
Бурлака, примостившийся на подоконнике, нетерпеливо пошевелился. Скорей бы Гречко добирался до сути рассказа. Важное дело, а он распространяется о председателе и об уходе за лошадьми.
Марченко сердито глянул на лейтенанта, осуждая его невыдержанность. Георгий Николаевич в рассказе Гречко ценил все. Пусть сказанное не относится непосредственно к делу, по которому каперанг и лейтенант приехали в Воскресенск, все равно не надо прерывать Гречко, мешать ему. Пусть выскажет, что есть на душе.
Тактика Георгия Николаевича в беседе оправдалась: Люся сообщил множество ненужных, несущественных подробностей, но видя, как внимательны посетителя к его словам, постарался не забыть ничего, связанного с происшествием.
— Значит, ты как увидел, что он получил что-то из машины, заподозрил неладное и попробовал вмешаться? — спросил Марченко, когда Люся закончил рассказ.
— Конечно, что же еще робить? — с недоумением ответил Гречко вопросом на вопрос.
— Молодец! — от всего сердца сказал Марченко. — Спасибо тебе.
— Что вы, товарищ офицер! — смутился Гречко. — Упустил паразита, а вы — спасибо.
— Хоть и упустил, но дал нам новые сведения о нем. Теперь постараемся дознаться, куда он направился после того, как от тебя удрал.
— От то гарно! Значит, споймаете его?
— Не уйдет, — уверенно ответил Георгий Николаевич. — Сам посуди: он один, а таких, как мы с тобой, миллионы. Если бы только наш брат за ним гнался, можно было бы гадать — поймают или не поймают, а от народа скрыться невозможно.
— Невозможно, — подтвердил Гречко, — от народного глаза и под землей не сховаешься.
— Жена знает, что с тобой стряслось? — перевел разговор Марченко.
— Нет.
— Дай мне свой адрес. Я сейчас возвращаюсь в город. Сам заехать к тебе не смогу — дело срочное есть, а шофера пошлю. Он захватит твою жинку и привезет ее сюда. А то пока она на автобусе в Воскресенск доберется, сколько времени пройдет.
С благодарностью взглянув на Марченко, Люся оказал:
— Спасибо вам, товарищ…
— Георгий Николаевич меня звать. Благодарности не стоит…
— Спасибо вам, Георгий Николаевич, дуже добрый вы к людям.
— Смотря, брат, к каким, — невесело засмеялся Марченко. — Тот, с которым ты дрался, этого не скажет, нет, — в голосе Марченко зазвучали жестокие ноты. — Не скажет. Век мою доброту помнить будет.
— Так то ж не человек.
— Пожалуй, ты прав, — грозное выражение лица Марченко снова сменилось улыбкой. — Ну, давай прощаться. Жинка твоя через час будет здесь.
Марченко и безмолвный свидетель разговора Бурлака, попрощавшись с Гречко, вышли из больницы. Перед тем как сесть в машину, Георгий Николаевич спросил провожавшего их врача:
— Опасное ранение у Гречко?
— Ничего серьезного, через недельку поправится.
— Ну и хорошо. До свидания, доктор.
Миновав кварталы поселка, автомобиль помчался по дороге в Энск. Завыл на высоких оборотах мотор. Марченко нравилась быстрая езда. Шофер знал эту склонность своего командира и всецело одобрял ее.
12. Кольцо сжимается
Марченко, молчаливый, задумчивый, сидел рядом с шофером, лишь временами поглядывая вперед. Когда проезжали мимо кургана, капитан первого ранга тронул шофера за плечо. Тот понял знак. Скрипнули тормоза.
— Три гудка, — коротко, в своей обычной манере, приказал Марченко.
Из-за кургана появился человек в штатском. Он приблизился к машине, по-военному поздоровался с Марченко, опустив руки по швам и наклонив голову.
— Здравствуйте еще раз, товарищ Терентьев, — сказал Марченко. — Ну что? Обыскали это место?
Терентьев достал из кармана клочок бумаги, бережно расправил и протянул капитану первого ранга. Марченко прочел написанное, довольно улыбнулся, но тут же спросил:
— Это все?
Терентьев утвердительно кивнул.
— А хорошо искали?
Ответом был взгляд, лучше слов говоривший: «Неужели вы думаете, что мы могли искать плохо?»
— Простите, — Марченко понял. — Я напрасна задал вопрос. Следы нашли? Куда они ведут?
— На юго-запад, через кукурузное поле. Примерно в двух километрах отсюда трамвайная линия. Думаю, там он сел в вагон.
— Сколько вагонов ходит по этой линии?
— Шесть.
— Расспросите кондукторов. Они могли запомнить приметного пассажира — у него сильно избито лицо. Человек, который пытался задержать преступника, утверждает: следы побоев останутся на неделю. Неделя не неделя, но за несколько часов не сойдут, тем более, что смыть кровь с лица и вообще привести себя толком в порядок он не успел. Не до того ему было.
Терентьев молча кивнул, как бы говоря: «Все понятно, сделаю».
— Постарайтесь узнать, на какой остановке он сошел в городе.