Когда играют все

Иванова Татьяна Всеволодовна

Вечерело. Синий длинный плащ шуршал по гравию дорожки, вьющейся между фонтанами и беседками, увитыми розами и виноградом, в тени мощных цветущих апельсиновых деревьев и смоковниц. Бесстрашные горлинки взлетали прямо из-под ног. Фенелла уверенно свернула в дубовую аллею, выводившую ее к дому, построенному по рисункам ее матери. Сердце забилось чуть чаще. В этом доме, так не похожем на обычные строения Остарии, ей всегда хотелось остаться на всю жизнь. Простой прямоугольный двухэтажный каменный дом без внутреннего дворика, дом, не украшенный причудливой каменной резьбой. Он был оштукатурен и покрашен в два цвета. Более светлой, золотистой охрой — основной

массив, более темной, почти бурой — рустовка, украшающая углы дома и оконные проемы. Дом был увит плетями винограда, не бросался в глаза, но когда он внезапно возникал перед гостем поместья, то всегда поражал своей гармоничной соразмерностью деталей. Через трехступенчатый арочный портал парадного входа Фенелла заходить не стала, сразу переместилась в темную прихожую, не отпирая входную дверь. Широкие ступени вели на второй этаж. Девушка достала из укромного места кувшинчик с маслом и стала подниматься вверх по лестнице, подливая масло в горящие по обеим сторонам бронзовые светильники. Она была уверена, что находится в доме одна, но стоило ей добраться до верхней ступеньки, как из темного проема к ней двинулась черная тень. Фенелла невольно вскрикнула, пошатнулась и упала бы, если бы не успевший поддержать ее мужчина.

— Фенелла! — воскликнул он, одной рукой придерживая девушку за талию, а другой схватив кувшинчик с маслом. Они оба оказались рядом с ярко горевшим светильником на бронзовой цепи. Девушка широко раскрытыми глазами рассматривала смуглого темноволосого и темноглазого мужчину с небольшими усиками и бородкой, с трудом узнавая полузабытый облик носатого смуглого юноши с густыми бровями.

— Сид Оканнера, — наконец произнесла она не слишком уверенно.

— Не похож? — усмехнулся хозяин дома. — Вы тоже изменились, донья Фенелла за последние шесть лет. Я могу вас отпускать? Вы твердо стоите на ногах?

— Да.

Он немного отступил, продолжая удерживать ее руку с кувшинчиком масла.

— Вы приглядывали за домом…

— Моя мать. Она умерла несколько дней назад.

— Да. Я знаю. Я уже был на побережье. Я знаю, что «старая волшебница умерла, а ее молодую ученицу забрал с собой король». Я не только глупо поступил, когда ушел отсюда, но и еще глупее опоздал вернуться.

В зеркале отражались высокий смуглый худощавый мужчина с густыми черными, удерживаемыми кожаным шнурком, волосами, в кожаном жилете поверх светлой сорочки, в темных штанах, и девушка в синем широком плаще, со светлыми волосами, перевитыми синими лентами в высокую прическу так, что несколько прядей падали на шею.

Фенелла снова перевела взгляд на Сида. Было одновременно и неловко находиться рядом с практически незнакомым человеком и не хотелось уходить. Он осторожно вытащил у нее из руки кувшинчик с маслом и поставил его на приступку.

— Я бы предложил вам остаться со мной, поужинать, но не могу пригласить придворную даму разделить настолько скромный ужин. Я не ожидал вас встретить, Фенелла…

Она опустила глаза и сделала шаг назад.

— …хотя и очень рад встрече. И хотел бы попросить вас остаться.

— Ну если дело только в несовершенстве трапезы, — неловко начала девушка, — то я легко могу принести недостающее. Вы же знаете, Сид.

Сид Оканнера действительно знал о ней все. А о ее матери он, наверняка, знал еще больше, чем она сама, потому что был прилежным учеником донны Меланары. Куда более прилежным, чем легкомысленная девочка, ее дочь.

Меланара встретила мальчика-сироту, ученика оружейника, в далеком Борифате. Некоторое время присматривалась к мальчику,

и окончательно решилась стать его наставницей в тот момент, когда маленький Сияд наотрез отказался закаливать только что откованный меч в теле еще живого, привязанного к доске раба. Но медлить было нельзя, мастер схватил раскаленный клинок и сам вонзил меч в трепещущую плоть, чтобы напоить человеческой кровью откованную сталь. Когда невыносимые крики затихли, раб умер, тогда посеревший мальчик твердо сказал мастеру, что он уходит. Будет подрабатывать случайными заработками, просить милостыню, но никогда сам не вонзит раскаленный меч в еще живого человека. Меланара дождалась, пока мальчик отойдет от кузницы, и предложила ему свою помощь. В том мире, где она выросла, каждая женщина должна была уметь выковать себе клинок по руке, чтобы защитить детей и себя. Сталь же они делали отменного качества, не закаляя клинок в крови живых существ.

Сид Оканнера, по мнению матери Фенеллы, был таким мастером, какие рождаются один раз в несколько столетий. Даже если не учитывать знаний другого мира, которые он с жадностью впитывал.

— Я согласен съесть даже подачки с королевского стола, — с горечью сказал мужчина после нескольких мгновений молчания, — лишь бы вы сейчас остались, донья Фенелла.

— Никаких подачек. Я подружилась с главным поваром, — улыбнулась девушка, не в силах поднять глаза. — И если вы не хотите, Сид, чтобы я вас называла доном Сидом, не называйте меня доньей Фенеллой.

— Я не имею права называться доном, Фенелла. Мои мечты так и остались несбывшимися. Давайте пройдем в трапезную, чтобы вам было проще.

Сид отлично знал, что его спутница должна увидеть помещение, чтобы потом она из любого другого места могла туда попасть.

Он довольно сильно прихрамывал. Они спустились по внутренней лестнице в помещение с огромным очагом, в котором горело пламя и что-то с четырьмя лапками жарилось на вертеле. Каравай пшеничного хлеба лежал на массивном дубовом столе.

— О! Хлеб и мясо у вас есть. Но этот ваш горький сидр я пить не буду, — еще раз неудержимо улыбнулась Фенелла, дотронувшись до кувшина со светлым пенящимся напитком.

— Я действительно так сильно изменился, Фенелла? — неожиданно спросил Сид.

— Я помню вас носатым юношей… — пробормотала девушка.

— …который совал этот нос повсюду?

— Да. Теперь вы стали красивым мужчиной.

Сид белозубо улыбнулся.

— Только чужим.

И улыбаться он перестал.

— Идите, Фенелла, я подожду вас здесь.

Когда она вернулась с огромной корзиной, с любовью собранной главным поваром, Сид Оканнера сидел за столом, закрыв лицо руками и сгорбившись. Жалость сжала сердце и прозвенела в голосе.

— Вам досталось за эти годы?

Он резко вскочил.

— А вы стали королевской фавориткой.

— Нет, не стала, — после паузы с обидой ответила девушка, ставя корзинку с едой на стол. — Но нет ничего плохого в том, чтобы быть королевской фавориткой. Та, которая родит Боэланду сына, станет королевой.

— Ну и почему же вы не стали фавориткой… Боэланду?

— Только потому, что у него на меня совсем другие планы, — по-прежнему, с обидой сказала Фенелла. — Что до меня, то я всю жизнь мечтала стать королевой.

— Да?

— Да! И раз иначе, чем королевскую постель нельзя, то почему бы и нет?!

Они стояли друг напротив друга, освещенные тусклым пламенем очага. Фенелла со злостью смотрела в карие глаза своего друга детства, пока вдруг не почувствовала, что по щекам у нее текут слезы.