Когда играют все
Шрифт:
— Завтра утром уже там буду, — решительно сказал прогрессор, вставая из-за столика.
За время их беседы народ по большей части разошелся, в харчевне стало гораздо тише, под сводчатым потолком зажглись неяркие светильники. Фенелла немного посидела, разглядывая странные, в ярком колорите написанные картины на ближайшей стене, но так и не поняла, что там было изображено. Она вышла на вечернюю улицу, снова подумав о Сиде Оканнере. В кой-то раз он совершил необдуманный поступок, предложил ей кольцо. Ведь не хотел, всегда помнил о короле, но все же увлекся и предложил помолвку. А его так грубо поставили на место.
И девушка,
Сид ковал очередной меч. И он был не один. Мастеру помогал знакомый Фенелле подмастерье-подросток, поддувал мехами воздух в горн. И с самодовольным видом, свысока, наблюдал за странным кузнецом, который зачем-то свернул несколько железных полосок в спиральные жгуты, сложил их стопкой и теперь снова плющил жгуты в плоскую полоску. Парень был высокого роста, уже умел ковать подковы, считал себя опытным кузнецом. Щегольская наголовная повязка с медными бляшками красовалась на его лбу. Сид, мрачный и сосредоточенный, освещенный пламенем горна с неожиданной силой яростно бил молотом по заготовке.
Фенелла так и не решилась привлечь к себе внимание, только молча пнула с досады мешок с углем у порога, так что он упал. Легче ей не стало. Тогда девушка переместилась к могиле матери. Надо было где-то выплакаться. Выплакаться и осознать окончательно то, что в суете прошедших дней почти ушло из памяти. Почти. Ее отцом был граф де Маралейд, колдун и насильник. А она, рожденная от насилия, наверное, проклята. И окончательно измучившись от этой мысли, не находя себе места, Фенелла снова переместилась к кузнице Сида. Он был единственным, с кем девушка могла все искренне обсудить.
Стояла ночь, августовская ночь, наполненная сиянием близких звезд и яркой луны. Сид сидел на крылечке возле кузницы. Подмастерья-помощника уже не было.
— Это ты перевернула мешок с углем? — тихо спросил он, когда Фенелла села рядом с ним.
— Ну я.
— Сильная, как вепрь. А плачешь, как ребенок.
— Я думаю, что я еще и проклятый ребенок, зачатый от насилия. Я принесу несчастье тебе.
— Тебе рассказали… — Сид обнял ее за плечи и прижал к себе. — Я точно знаю, что граф де Маралейд предлагал твоей матери стать его женой в качестве платы за картину. Я точно знаю, что он не был насильником. Не он нанес твоей матери те раны на лице, я точно это знаю, потому что видел Меланару сразу после того ранения. Не думай так о собственном отце. Ты — утешение, песня, помогающая путнику на опасной дороге, а не проклятие, — сказал он еле слышно. Фенелла прижалась к его груди, слушая тихую взволнованную речь, и медленно успокаивалась. — Мы могли бы укрыться в других странах от Боэланда…
— Я слышала насчет гильдий. Прогрессор Айвен дал мне прослушать твой разговор… ну там, в харчевне. Я не хочу, чтобы из-за меня ты перестал быть мастером.
Сид вытер ей мокрое от слез лицо неизвестно откуда вытащенным платком и снова прижал к себе. Заговорил все так же еле слышно.
— Нет, дело не в гильдиях, милая. Послушай меня. Мы могли бы найти выход. Пристроиться, например, ко двору какого-нибудь вельможи в обход гильдий. Мы могли бы… Могли бы попробовать, Фенелла, если бы я не был оруженосцем дона Гайверелла. Об этом пока знает только дон де Грамейра с твоих слов. Он никому этого не сказал. Но я-то сам знаю, что мой сюзерен жив. Я был свободен от вассальной клятвы только до тех пор, пока считал его
— Сид, тебе до сих пор снятся кошмары о твоей жизни в Борифате, — возмутилась девушка, забывая о своих страданиях, отстраняясь от его груди, чтобы заглянуть в глаза. — И ты снова туда собираешься.
В ярком лунном свете было хорошо заметно, как он помрачнел.
— Что делать? Я достаточно прожил среди рыцарей, чтобы усвоить их основное правило поведения: «Делай, что должно и уповай на милость Божью». Я должен вернуться в Альнард, чем бы это ни закончилось. Доделаю заказы и уеду.
— Твоя поездка может плохо закончиться? — прошептала девушка, с болью глядя ему в лицо. — Да, Сид, может?
— Да. Но это не моя тайна. Ты вернешься к королю? И он тебя ведь ни к чему не принуждал?
Она кивнула.
— Давай просто подождем. Иногда это бывает лучшим выходом. Если можешь, подожди меня. Если нет, то как знаешь. Но я всегда буду помнить, что ты сегодня согласилась на помолвку со мной, милая, что бы ты потом не решила.
Совсем близко раздался отчетливый треск, зашелестели ветки.
— Кажется, там кто-то есть, — сказала Фенелла и вскочила.
Придержав широкий плащ, метнулась к подозрительному дереву. Но там уже никого не было. Только примятая трава, сломанная большая ветка. И блеснувшая в ярком лунном свете наголовная повязка с медными бляшками, час назад стягивавшая густые кудри помогавшего Сиду подмастерья.
— Почему бы и нет? — вздохнул мастер, последовавший вслед за Фенеллой. — За пару серебрушек он мог согласиться проследить за мной и доложить тому, кто заплатил, — оружейник обнял девушку и убедительно, хотя еле слышно, произнес. — А вот я не могу поступить, как этот простонародный мальчик. Я связан словом и правилами рыцарского кодекса чести, — по-прежнему обнимая Фенеллу за плечи, Сид увлек ее обратно к кузнице. — О чем мой подмастерье может донести? Что ко мне приходила женщина, закутанная в плащ с капюшоном? Что мы долго сидели на крыльце, обнявшись, и о чем-то шептались? Ничего, что бы повредило тебе, родная. Впрочем, теперь тебе пора уходить.
— Я уйду, и когда мы увидимся? — тоскливо спросила Фенелла.
Сид не ответил. Снова сел на крыльцо перед кузницей. Она села рядом, и он снова обнял ее и крепко прижал к себе. Они больше ни о чем не говорили. Фенелла начала засыпать, положив голову на плечо жениха. Проснулась оттого, что он поднял ее на руки и встал.
— Я и раньше не мог защитить тебя, любимая, — с горечью сказал Сид. — А теперь и подавно не смогу. Ты остаешься одна. Но самое время тебе вспомнить, что голова у тебя — это не только вместилище самых прекрасных в мире глаз, но и еще и вместилище ума. Ты дочь Меланары, умнейшей из женщин. Начни, наконец, использовать то, что досталось тебе по наследству.
Он коснулся губами ее лба и, больше не сказав ни слова, отнес сонную девушку в дом, уложил на постель, закутал в теплое покрывало и ушел.
Глава тринадцатая
— Донья Фенелла, — с ледяным сарказмом в голосе произнес Боэланд, когда девушка на следующий день явилась к нему из своих покоев по его вызову. — Я почему-то наивно предполагал, что буду первым, кому вы сообщите о том, как вы выполнили мое задание.
Фенелла опустила голову и молчала.