Когда любовь соперница у смерти
Шрифт:
– В смысле?
– Тракторами распахивают, – невесело улыбнулась Люба. – Находят кабель под землей, выкапывают его, перерезают, один конец к трактору пристегивают и вперед, целиком выдергивают, до самых штолен, куда он тянется. А в кабелях медь, и в штольнях тоже цветной металл, там же оборудование испытательное, датчики всякие, провода к ним. Вот там радиация так радиация, но ничего, умельцы и туда лазят. Вскрывают штольни, лезут, добывают… И без всякой защиты, без всяких противогазов…
Это был камень в мой огород, но мне хватило терпения промолчать.
– В
– Какие люди? Которые его добывают или те, которые мешают им?
– И те, и другие. Одни от радиации, другие от пуль. Оружие, говорят, по степи гуляет. И автоматы, и пулеметы. А вроде бы склады с оружием здесь не оставляли, все в Россию вывезли. Даже новые самолеты на старые заменили… Казахам должны были новые оставлять, а старые в России оставались, так там целый цирк устроили. С чаганского аэродрома новые «тушки» поднялись, а с российского старые, и в воздухе поменялись местами. Старые сюда вернулись, а новые в России остались. Казахам ничего не оставалось, как на металлолом их порезать…
– Это, конечно, интересно, – в раздумье сказал я. – Но меня больше оружие интересует. Автоматы, говоришь, пулеметы. И откуда?
– Говорю же, не знаю. Да и не надо нам это. Мы никого не трогаем, и нас никто не трогает, вот, отдыхаем себе спокойно, а дня через три разъедемся. Одни в Пермь, другие в Тюмень, мы вот в Екатеринбург вернемся…
Люба хотела сказать еще что-то, но тут ее позвали, и она, коснувшись моей руки в знак извинения, ушла.
Но долго в одиночестве мне оставаться не пришлось. Ко мне подошел мужчина примерно одного со мной возраста, но почему-то уже седой, с глубокими залысинами – степенный, основательный, и фигура у него была как у человека, увлекающегося спортом. Звали его Борисом. Я запомнил его имя, когда Эдик знакомил меня с обитателями лагеря.
– Что, Иван, задумался?
Он остановился рядом со мной, но смотрел не на меня, а на реку. Но видел, казалось, не воду, а отражение на ней своих мыслей. О чем-то думает он, и очень напряженно. Видно, заинтересовал я его всерьез, и вряд ли со светлой стороны.
– Да вот, хорошо здесь, думаю.
– А ты в ОЗК сюда ехал, в противогазе.
– Ну, и зачем ты это сказал? – насупленно спросил я.
– Затем, что человек ты среди нас новый. И Чаган для тебя – радиоактивная зона.
– А разве нет?
– Ну, не до такой же степени.
– И что дальше?
– Эдик сказал, что ты с человеком должен здесь встретиться. У него катер, у тебя удочки. Отдохнуть собрались, понимаю. Только защита зачем?
– А Эдик не сказал, что я костюм для рыбалки взял?
– А противогаз? Вместо акваланга?
– Ты меня в чем-то подозреваешь?
– Вот и милиционер в тебе прорезался… Извини, пока ты купался, я документы твои глянул.
– Да я и не скрывал, что из милиции.
– Вроде бы в отпуске, а взгляд ищущий, беспокойный. Я сам служу, в Тюмени, в управлении МЧС. Подполковник, кстати сказать.
– Да хоть генерал.
– Ты не хорохорься, ты лучше правду скажи, что здесь не так. Может, что-то намечается здесь, может,
– Не знаю, что здесь может случиться.
– Но ведь ты же по делу сюда приехал, а не в отпуск.
– И в отпуск. И по делу. Человека жду, который на катере сюда может подойти.
Я должен был держать в секрете цель своего здесь появления. Но в то же время мне нужен был человек, который мог подсказать, в каком направлении работать. Наверняка о мертвом городке Борис знал больше моего. К тому же человек он посторонний, не имеющий отношений к махинациям Прилепова.
– Это я уже слышал.
– А на совести у этого человека три загубленные жизни.
– Убийца?
– Нелюдь. Троих убил. Мутант местный.
– Мутант?
– Мать его от лучевой болезни умерла. Сначала дозу получила, а потом родила… Где, что конкретно, не знаю. Но у парня сильное отклонение в умственном и физическом развитии.
– Бывает, – совершенно серьезно сказал Борис. – И с заячьей губой рождаются, и даже о двух головах… Радиация – дело серьезное. Мне-то повезло, когда я здесь служил, уже ничего не взрывали. А потом нас и вовсе отсюда вывели. Но когда ребенок здоровым родился, радовался, как маленький… Значит, за убийцей охотишься.
– Вроде того.
– А почему один, без прикрытия?
– Потому что псих-одиночка. Мы-то думали, здесь радиация, только я один и согласился.
– Радиация здесь так себе, но все же лучше надолго в этих местах не задерживаться… А почему твой мутант сюда должен подойти?
– Есть информация, что у него отец здесь живет. Здесь, в Чагане.
– В поселке или в городке?
– Чего не знаю, того не знаю. Может, и в городе. Бизнес у него здесь нелегальный.
– А какой конкретно?
– Может, металлом промышляет, радиоактивным ломом. Может, что-то другое, но денег у него много. Дом сыну в России купил, катер моторный, джип…
– На металле не разбогатеешь, – озадаченно покачал головой мой собеседник. – Хотя всякое бывает… Тут ходят слухи, что аэродром наш самолеты принимает.
– Я слышал, Эдик говорил.
– А зачем он принимает, вот в чем вопрос? Какой в том смысл?
– А смысл должен быть: самолеты без смысла не летают.
– Вот и я говорю… А еще ходят слухи, что в штольнях не только металл ищут.
– А что?
– Радиоактивные отходы туда сгружают. Очень удобно. Штольня уже готовая, вскрыл, засыпал, а там хоть трава не расти… Если это бизнес, то очень-очень серьезный. За отходы хорошие деньги платят. Очень хорошие… Но я не утверждаю, это всего лишь слухи. Может, и нет ничего… Все, что говорят, переосмысливать надо. Не так-то просто самолет под спецперевозку оборудовать, это целая система, причем небезопасная. Куда проще по железной дороге вагонами возить, есть специальные вагоны, и технология отработана. И железная дорога есть. Раньше не было, а сейчас есть, недавно ветку от Конечной до Павлодара протянули… Может, вагонами отходы возят. А может, вообще ничего нет.