Когда мертвые оживут
Шрифт:
Он оглядел разоренный магазин. Слева от входа билась головой о стену мертвая женщина, оставляя на кирпичах части лица. Когда он вошел, она смахнула разноцветную мерзость и без всякого выражения воззрилась на него. Благодаря проломам в стенах внутри было не так темно, как в других зданиях. Повсюду разбросаны коробки и мусор, пол скользкий от грязной воды. В зиявший дверной проем заливал дождь, и это напомнило о чем-то еще, что являлось лишь в образах: помещение, где он находился с девушкой, — сырое и разгромленное, с черными наростами на стенах. Он исторг стон, и мертвый мальчик, сидевший посреди кондитерского отдела, простонал в ответ. Он поднял что-то измятое и пестрое, снял блестящий фантик,
Он брел к дальним рядам, где пол был уставлен сотнями пластиковых бутылочек. Несколько штук было и на металлических полках. Он взял одну. В ней загремело.
Новая мысль, в отличие от беспорядочных ночных, явилась в логической связи, хотя и была, как прочие, отрывочной и непредсказуемой. Он вспомнил, что девушка нуждалась в содержимом таких пузырьков. Вспомнил, как откупоривал похожие и очень аккуратно клал на ее ладонь два белых колесика. Сейчас он держал как раз такой пузырек, но нипочем не сумел бы открыть. Поднял его, чтобы рассмотреть надпись, но шрифт был слишком мелким. Обнаружив это затруднение, он потянулся к нагрудному карману: там всегда лежала вещица, помогавшая ему читать буквы, — еще бы вспомнить, как она называлась и выглядела. Теперь карман был пуст.
Он осматривал другие бутылочки, выставляя их на прилавок. Не мог прочесть этикетки, но пытался по-разному выстраивать пузырьки — от больших к меньшим, или «волной»: повыше, пониже, снова повыше, или же отделял круглые от квадратных. Затеей стал пробовать разные варианты. Он очень старался и потратил большую часть дня, хотя не знал, зачем это делает и что им движет. Однако в какой-то момент почувствовал, что ему удалось расположить пузырьки правильно — так, что они образовывали на прилавке изящный ряд. Он отступил, чтобы полюбоваться. Затем шагнул вперед, отсчитал седьмой пузырек и убрал. Вновь отступил: ряд все равно выглядел правильным. Отсчитал еще семь, снял другой пузырек, но ряд нисколько не пострадал. Он повторил процедуру еще пять раз и, когда с удовлетворением убедился, что гармония не нарушилась, взглянул на семь отобранных пузырьков. Потом кивнул. Они тоже правильные, решил он и положил их в дыру, к металлическому браслету, который снял с женщины. Выйдя из магазина, он двинулся по улице, чувствуя себя чуть более наполненным и довольным, чем прежде.
В конце концов он вышел на другую автостраду. На указателе значилось: «1-10. Новый Орлеан 50». В голове гудело; он шел и шел. Солнце всходило и опять закатывалось, а он все брел. Время от времени садился и закрывал глаза или вынимал из живота круглую штуковину и держал на ладони. Когда слишком припекало, он прятался в лесной тени или под большой колесницей, а то и внутри какой-нибудь поменьше.
Порой с ним шагали ему подобные, плечом к плечу, будто он знал, куда идти, и они хотели присоединиться. Порой они не замечали его, поглощенные собственными странствиями.
Однажды он увидел, как четверо мертвецов напали на пятого: он полз, хватал ртом воздух и пытался встать, но неприятели рычали, толкали его, не давали подняться, избивали голыми руками и камнями, уже снесли ему нос и вышибли зубы. Он направился к ним, размышляя, как бы помочь тому пятому, но четверка оттолкнула его и набросилась с палками. Один попытался забрать вещи из его живота. Он отшвырнул нападавших и пополз прочь, а они переключились на скорбную фигуру, корчившуюся на земле.
Он шел и шел. «Новый Орлеан 35… 20… 10». Ему ни о чем не говорило это название, но он тем не менее узнал город, когда увидел его, — безмолвный, безжизненный, мрачный.
В свете заходящего солнца он прошел по большому мосту. Полотно было забито огромными машинами из стали и стекла — все разбиты, некоторые
Какое-то время он всматривался в слова. Попытался их выговорить, но губы и язык казались просто тряпками, пришитыми к телу. Слова были простые, но он не вполне улавливал смысл — и не догадывался, почему на мосту написали именно их. Он изо всех сил старался сосредоточиться на одном из этих слов, которое почему-то особенно ему нравилось, пытался произнести его, но не мог даже толком вдохнуть или выдохнуть, а без этого ничего не получалось. Н… над… деж.
Попытка утомила его, но он кивнул с удовлетворением: ему удалось произнести правильный звук.
На середине моста его одолевал ветер, дувший со всех сторон. Он заметил транспортное средство, которое не было повреждено, провел рукой по гладкому нагретому металлу. Какое приятное сочетание прямых и изогнутых линий, стекла и стали, полное изящества и симметрии. Он поставил пластиковые пузырьки на крышу и сложил две пирамиды, по три штуки в каждой. Между ними водрузил металлический браслет и в его центре поместил седьмой пузырек. Как он и рассчитывал, пирамиды были одинаковой высоты и расставлены идеально. Браслет с пузырьком посреди довершали целое. Эти вещи хорошо сочетались друг с другом и с линиями транспортного средства. Если еще остались какие-то люди, они увидят и восхитятся. Или хотя бы просто порадуются.
Оставив творение рук своих, он обернулся к перилам. Позади него раскинулся город — неподвижный, мертвый и безмолвный в гаснущем свете дня. Вода под мостом вздулась и застыла, она казалась неживой, однако он знал, что если сосредоточится, то услышит ее вкрадчивое струение, полное мощи, тайны и обещаний. И с каждым мгновением, пока летел к черной глади и своему сомнительному возрождению, он ощущал их все отчетливее.
Как и рассчитывал Уэйн, проезд оставался свободен. Когда разразилась беда, в числе последних отчаянных попыток спасти город был запрет на несанкционированное использование транспортный средств. Для собственных нужд бойцы национальной гвардии расчистили на новоорлеанском мосту две полосы, но больше ничего сделать не успели.
— Меня всегда удивляло, — сказала Сью, пока они двигались по городу, — что можно проехать через центр Нового Орлеана, свернуть направо над трамвайной линией Сент-Чарльз, дальше на север через Французский квартал, на юг через Гарден-Дистрикт — и нигде не коснуться земли, даже не запачкать шины.
— Угу.
— Паришь на высоте тридцати футов, словно птичка на проводе. — Она вздохнула. — Теперь такого не увидишь.
У въезда на мост Уэйн притормозил. Да, гвардия постаралась, однако вокруг еще полно разного хлама. Девон закашлялся. Непонятно было, чего ему хочется — спать или плакать. Сью устроилась с ним на переднем сиденье, сама готовая расплакаться, а Уэйн как дурак повернулся к ней, и в этот самый момент джип — бабах! — наехал на какую-то дрянь. Послышалось шипение, и Уэйн понял, что они прокололи шину Девон совсем проснулся и теперь уже точно плакал.