Когда наши миры сталкиваются
Шрифт:
Я встречаю его руку, когда она скользит по моему бедру, кладя свою поверх его. Направляю наши ладони себе в трусики, в то место, которое зовет его, как будто это его собственный личный маяк. Дыхание Грэма ускоряется вместе с моим. Я чувствую, как его сердце бьется о мою руку, когда прижимаю ее к его груди.
Он прерывает наш поцелуй.
— Господи Иисусе, Кеннеди! Какого черта? — в его голосе одно лишь желание. Он следует моим молчаливым указаниям. Мое тело дрожит вокруг его пальцев, когда приближается освобождение. Он должен мне после того, как мучил меня
— Срань господня, — шепчу я, когда меня накрывает.
Грэм целует меня в губы, быстро отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.
— Я собираюсь кое-что сказать, и не хочу, чтобы ты поняла это неправильно, но откуда это взялось? Это было самое горячее, что кто-либо когда-либо делал со мной, — шепчет он мне, пытаясь говорить тихо, чтобы мои родители не услышали его.
Я тут же краснею.
— Думаю, что это больше связано с тобой, чем со мной. Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я словно не могу насытиться тобой.
Грэм убирает выбившуюся прядь волос мне за ухо. Я знаю, что должна чувствовать себя неловко из-за моей маленькой исповеди. Удивительно, но щеки не краснеют, как это обычно бывает в присутствии Грэма.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — улыбается он мне.
И я ощущаю, как мое сердце начинает биться о грудную клетку в попытке вырваться в его ждущие объятия.
Глава 34
Грэм
— Как прошла игра? — спрашивает мистер Конрад, прежде чем сделать большой глоток пива.
До сих пор нам удавалось избегать разговора о моей семье. Я благодарю свою счастливую звезду за это. У меня такое чувство, что Кеннеди прыгнет, чтобы спасти меня, прежде чем ее родители начнут копать слишком глубоко. Она защищает меня. Я к этому не привык.
— Мы выиграли. Если в эту пятницу мы обыграем «Окридж», тогда у нас будет шанс поехать на чемпионат штата, — объясняю я с волнением. Кеннеди наблюдает за мной через стол с огоньком в глазах, как будто я рассказываю самую интересную историю, которую она когда-либо слышала.
— «Окридж» серьезная команда и последние несколько лет они не проигрывали, верно?
— Думаю, мы сумеем выстоять против них. Их шортстоп8 пропустил сезон после того, как его поймали за вождение в нетрезвом виде. Он зверь на поле, но они отстранили его до конца сезона.
Миссис Конрад протягивает руку через стол, хватает миску с зелеными бобами, берет ложку и кладет их себе на тарелку.
— Ему повезло, что он никого не убил, иначе он бы гнил в тюрьме, — ее голос полон враждебности.
Кеннеди замечает мою реакцию на откровенное отвращение ее матери. Я чувствую ее напряжение, когда она переводит оценивающий взгляд с меня на маму. Она думает о той ночи. Это написано у нее на лице. Я знаю ее слишком хорошо, чтобы знать ход ее мыслей. Я мог бы легко убить ее той ночью, но она выжила – едва выжила.
— Детектив Джонсон звонил, чтобы поговорить
— Что с того? — Кеннеди смотрит на своего отца, переводя настороженный взгляд со стола на нас.
— Ты что-нибудь помнишь о той ночи? — миссис Конрад повторяет вопрос мужа.
Кеннеди бросает вилку на тарелку.
— Нет, и я хотела бы забыть, что это случилось, если вы не против.
Ее родители смотрят друг на друга через стол с отчаянием в глазах. Они недовольны ее полным игнорированием этой ситуации.
— Не думаю, что это так просто, милая. Кто-то сбил тебя и оставил на грязной дороге... в одиночестве. — От слов мистера Конрада по моему телу пробегает ледяной холод.
Никто, кроме меня и Кеннеди, не знает, что произошло той ночью. Когда я слышу, как кто-то говорит о моей самой большой ошибке, мне становится только хуже. Вот почему я никогда не буду достаточно хорош для этой девушки, сколько бы времени ни прошло. Как только кто-то узнает, особенно ее семья, они навсегда выбросят меня из их жизни. Может быть, я этого заслуживаю. Я, конечно, не заслуживаю ее.
— Ты помнишь, что завтра у тебя прием у врача? Может быть, ты сможешь снять этот гипс, — миссис Конрад пытается поднять настроение без всякой решимости.
— Да, может быть, — выражение лица Кеннеди твердое, как гранит.
— Как только снимут гипс, начнете физиотерапию? — задаю этот вопрос любому, кто готов ответить.
— На это вся надежда. После нее, может быть, мы снова увидим, как она танцует, — миссис Конрад улыбается, восхищаясь талантом дочери и повторяя мои мысли и надежды на Кеннеди.
— Это займет много времени. — Кеннеди играет вилкой в куче зеленых бобов, которые больше не собирается есть. Я могу сказать, что новая реальность беспокоит ее. Девушка сидит на стуле напротив меня, стараясь не показывать слишком многого. Вижу, как гнев скапливается внутри нее, ожидая, когда она сдастся. У каждого есть свой предел прочности, и Кеннеди быстро приближается к своему.
Она резко отодвигает свой стул, заставляя остальных подскочить в ответ на неприятный звук ножек, скребущих по деревянному полу. Кеннеди убегает в свою комнату, хлопнув дверью и оставив меня с родителями, которые не сводят глаз с двери ее спальни.
Я встаю из-за стола, чтобы проверить ее, когда миссис Конрад нежно кладет свою руку на мою.
— Просто дай ей несколько минут, милый. Ты поймешь, что иногда ей просто нужно время, чтобы выпустить пар.
Я киваю в знак согласия, не желая нарушать ее инструкции и продолжаю молча есть, как мистер и миссис Конрад. Они не чувствуют необходимости заполнять тишину ненужной болтовней. Не уверенный в том, что делать, я просто смотрю в несуществующую черную дыру. Может она раскроется и поглотит меня целиком. Ничто из того, что я могу сказать Кеннеди, не облегчит эту ситуацию.