Когда наступит прошлый год
Шрифт:
– Может, вы и правы, Пэт, – сказал Свитсент. – Наверное, мне следует стать военным хирургом и работать в каком-нибудь прифронтовом госпитале.
– Конечно. Почему бы и нет?
– Но уже скоро линия фронта окажется на Земле, хотя вы об этом еще не знаете.
Она побледнела и попыталась улыбнуться.
– Почему?
– Политика. Методы ведения войны. Ненадежность союзов. Сегодняшний союзник – завтрашний враг, и наоборот. – Он допил кофе и встал. – Удачи вам, Пэт, в телевизионной карьере и во всех сферах вашей блестящей, только что начавшейся жизни. Надеюсь, война не причинит вам
«Да, та самая война, которая пришла сюда не без моей помощи», – подумал доктор.
– Пока.
Пэт осталась стоять возле стола, молча держа в руках чашку с кофе. Он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Пэт с ним даже не попрощалась, настолько ошеломило и напугало ее известие, которое сообщил ей Эрик.
«Все равно спасибо тебе, Джино, – подумал он, спускаясь на лифте. – Идея была неплохая, и не наша вина, что ничего из нее не вышло. Я лишь еще лучше понял, как мало добра и как много вреда, преднамеренно или по недосмотру, я причинил за всю свою жизнь».
Он шел по темной улице Пасадены, пока не заметил такси. Доктор остановил его, сел и начал размышлять, куда ему отправиться.
– Неужели вы не знаете, где живете, сэр? – спросила машина.
– Отвези меня в Тихуану, – неожиданно велел Эрик.
– Хорошо, сэр, – ответило такси и молниеносно свернуло на юг.
14
Эрик шел куда-то без цели по ночной Тихуане, волоча ноги, проходя мимо неоновых вывесок узких, похожих на будки магазинчиков. Он слушал крики мексиканских сутенеров, наслаждался размеренным движением, звуками клаксонов машин, автоматических такси и старинных наземных машин американского производства, которых каким-то чудом переправили контрабандой через границу доживать здесь остаток своих дней.
– Девочку, сэр? – Мальчишка лет одиннадцати крепко схватил Эрика за рукав, пытаясь его задержать. – Это моя сестра, ей всего семь лет, и у нее никогда в жизни не было мужчины. Богом клянусь, вы наверняка будете первым.
– Сколько? – спросил Эрик.
– Десять долларов плюс плата за комнату. Обязательно нужна какая-нибудь кровать. Любовь на тротуаре отвратительна. После такого уважать себя не будешь.
– Умная мысль, – согласился Эрик, но тем не менее пошел дальше.
Как обычно, ночью с улиц пропадали роботы-торговцы с их огромными никому не нужными коврами машинной работы, корзинами и тележками с тамалес [17] . Дневные жители Тихуаны исчезали вместе с американскими туристами средних лет. Город заполнили его ночные обитатели.
Мужчины поспешно проталкивались мимо Эрика. Девушка в убийственно обтягивающей юбке и свитере скользнула рядом с ним, на мгновение прижавшись всем телом.
«Словно наши жизни что-то связывает, а этот внезапный обмен теплом выражает глубокое взаимопонимание», – подумал он, а девушка пошла дальше и вскоре скрылась в толпе.
17
Тамалес – острое блюдо мексиканской кухни; лепешки из кукурузной муки с начинкой из мясного фарша с перцем чили, обернутые кукурузными листьями.
Прямо навстречу Эрику шли невысокие воинственные молодые мексиканцы в расстегнутых меховых куртках. Рты их были открыты, словно парни задыхались. Он осторожно уступил им дорогу.
«В городе, где легально все и нет ничего ценного, снова чувствуешь себя отброшенным назад, в детство. Когда ты окружен кубиками и игрушками, а весь твой мир находится на расстоянии протянутой руки. Цена свободы высока. За нее платишь лишением взрослости», – пришло вдруг ему в голову.
Все же Свитсенту здесь очень нравилось. Шум и движение представляли собой настоящую жизнь. Некоторые ощущали в ней нечто зловещее, но не он. Люди, считающие так, ошибались. Беспокойные, блуждавшие повсюду толпы мужчин, искавших бог знает чего – впрочем, они и сами этого не знали, – чем-то напоминали шевеление первобытной протоплазмы. Подобное беспрестанное движение когда-то вынесло жизнь из морей на сушу. Сегодняшние сухопутные создания продолжали блуждать от одной улицы к другой, и Эрик шел вместе с ними.
Перед ним возник салон татуировок, оборудованный по последнему слову техники. Он был ярко освещен. Внутри сидел хозяин, вооруженный электрической иглой, которая лишь слегка касалась кожи, создавая замысловатые узоры.
«Может, это как раз для меня? – подумал Эрик. – Что можно изобразить на коже, какой лозунг или картинку, которые могли бы утешить меня в тяжкие времена ожидания, когда появятся лилистарцы и захватят власть? Мы, земляне, беспомощные и испуганные, становимся в первую очередь трусливыми».
Эрик вошел в салон, сел и сказал:
– Можешь изобразить мне на груди что-нибудь такое?..
Он задумался.
Хозяин занимался предыдущим клиентом, коренастым солдатом ООН, тупо смотревшим прямо перед собой.
– Пожалуй, картинку, – решил Эрик.
– Посмотри в каталоге.
Доктор взял огромный альбом с образцами и начал наугад перелистывать страницы. Женщина с четырьмя грудями, на каждой из которых написана целая фраза. Нет, это не то. Он перевернул страницу. Ракетный корабль, оставляющий за собой клубы дыма. Нет. Он вспомнил своего аналога из пятьдесят шестого года, которого подвел.
«Пусть вытатуируют надпись “Я за ригов”, причем так, чтобы ее могли заметить лилистарские полицейские. Тогда мне больше не придется ничего решать. Я сам себя жалею, – подумал Эрик. – Есть ли вообще на свете нечто такое, как сочувствие к самому себе? Никогда об этом не слышал».
– Ну что, решил, приятель? – спросил хозяин, закончив трудиться над солдатом.
– Напиши мне на груди «Кэти умерла». Ладно? Сколько это будет стоить?
– «Кэти умерла», – повторил тот. – От чего?
– От синдрома Корсакова.
– Это тоже написать? Как будет правильно? – Хозяин взял бумагу и ручку. – Хотелось бы сделать без ошибок.
– Где тут можно найти наркотики? – спросил Эрик. – Но только настоящие?
– В аптеке через улицу. Полный ассортимент.
Эрик вышел из салона и пересек бурлящий людской поток. Аптека выглядела старомодно, на витрине лежали муляжи ступней, пораженных всякими болезнями, пояса от грыжи и бутылки с одеколоном.